Белое безмолвие

Черт! Рядом со мной уже усаживался Марк. Я слишком устал, у меня не осталось сил на разговоры. Небо было ясным, сердитый ветер выдохся, но на душе все равно царил сумрак. «Это просто скачки настроения, обычное дело для такой высоты. Завтра всё будет в порядке», – утешал я себя. Джульет писала, что жизнь в горах отличается большей интенсивностью; она обдирает людей до самой сердцевины, обнажает их истинное «я». Я был согласен с ней. Например, Ванда здесь стала более целеустремленной и открытой, чем в самом начале; Говард еще глубже спрятался в свою раковину; Марк словно раздвоился, становясь то стальным, то крайне беспомощным; Малколм за последние два дня, – по мере того как восхождение становилось всё более тяжелым, – совсем утратил свой покровительственный тон и разговаривал практически односложно. Робби, похоже, был единственным, кто не сменил курс: жлоб – он и есть жлоб, в любой ситуации. Хотелось бы мне знать, каким стал я. Обаятельный Сай всё еще боролся, пытаясь сохранить контроль, но наружу уже пробивался Саймон Ньюмен, Экстраординарный Расточитель Времени и Исследователь Мертвецов с его секретным пораженческим оружием. А я не хотел быть таким. Я хотел быть Добрым Саймоном, человеком, достойным отношений с Вандой.

– Ты слышишь меня, Саймон?

«Ох, да отвали же ты».

– Прости, Марк. Что ты говоришь?

– Я должен тебе кое-что сказать.

– Что?

– Прошлой ночью, когда ты заснул, ты обнял меня.

Я сразу встрепенулся.

– Я не мог!

– Ты сделал это. Ты обхватил меня руками за грудь и крепко сжал.

Пальцы в твоем сердце. Я с трудом заставил себя улыбнуться.

– Прости, Марк. Это не то, о чем ты подумал. Ты мне не нравишься, честно. Не мой тип.

Я внутренне похолодел, пытаясь прикрыться этой неуклюжей шуткой. Марк усмехнулся, и глаза его вспыхнули, словно подсвеченные изнутри. Это был уже совсем другой человек, а не та сопливая тряпка, которой мы с Вандой помогали подняться по пути в ПБЛ.

– Ты скучаешь по своей девушке, Саймон?

– Нет у меня девушки.

– У меня тоже.

Тоже мне, блин, сюрприз. Удивил.

«Прекрати, не будь такой скотиной», – одернул я себя. Внезапно вспомнилось, что Ирени сказала мне еще в Катманду.

– А кто должен был идти с тобой на Эверест, Марк?

– Откуда ты знаешь, что со мной кто-то должен был идти?

– Ирени как-то вскользь упомянула об этом. – Я пожал плечами. – Можешь не говорить, если не хочешь. – В любом случае, мое обычное чрезмерное любопытство теперь тонуло в темных тучах, затопивших мою душу.

– Один парень по имени Том Баскин-Хит.

Я успел прикусить язык, чтобы не выпалить: «Пафосный Том? Злой Том?», выдав тем самым, что я украдкой читал дневник. «Внимательнее, Сай».

– Друг семьи?

– Типа того. Он был в той экспедиции с мамой в девяносто пятом. Они с ней не очень-то ладили, но после ее смерти он приехал к моему отцу, чтобы выразить свои соболезнования, и все эти годы поддерживал со мной контакт. Он переживал из-за одного инцидента, который произошел там, в горах.

«Ну да, он добавил ей стресса, распуская о ней сплетни».

– Когда я рассказал ему, что ее тело было найдено и что я собираюсь отправиться туда, он сам предложил присоединиться ко мне. В девяносто пятом он потерпел неудачу и хотел повторить попытку.

– Так почему же он не приехал?

– Он заболел. Рак поджелудочной железы.

Первое, о чем я подумал: «Это карма». И всё же это казалось несправедливым – он, по крайней мере, пытался как-то всё исправить.

– Вот дерьмо. Мне жаль, Марк.

– Твои слова о многом говорят.

– Какие слова? «Дерьмо»?

– Нет. «Мне жаль».

– Мне жаль.

Мы улыбнулись друг другу.

– У тебя есть фотография матери, Марк?

– Да. – Он порылся во внутреннем кармане куртки и вынул оттуда помятый полароидный снимок. – Вот. Здесь мы с Джульет в доме дедушки и бабушки.

Джульет была коренастой, с рыжеватыми волосами – в отличие от брюнета Марка. Она мне понравилась. У нее был такой же прямой взгляд, как и у Ванды. К ее ногам жалась миниатюрная беззубая версия Марка. Они оба улыбались, позируя перед детской горкой на фоне раскинувшейся на много акров стриженой лужайки.

– Она выглядит крутой.

– Да. Вот только… Можно я скажу тебе одну вещь, Саймон?

– Конечно.

– Только предупреждаю: прозвучит это ужасно.

«Господи, да не тяни ты уже!» – взмолился я про себя.

– Я жесткий парень и очень стойко переношу любой шок, Марк.

Он с вызовом поднял подбородок.

– Я ненавидел ее. Ненавидел долгие годы. Ненавидел за то, что она умерла. И только когда я… – Он запнулся. – Поэтому я, наверное, плохой человек?

– Нет. Конечно, нет. Это всё можно понять, Марк.

– Неужели?

Откуда мне, блин, знать такие вещи? Ненавидел ли я своего отца за то, что он умер? Что бы там ни думала моя мама, я слетел с катушек не потому, что стал безотцовщиной, а потому что мог это сделать. От скуки.

– Она со мной даже не попрощалась. Я даже не знал, что она возвращается на Эверест. А потом… через два месяца после ее смерти мне пришла посылка из Катманду. Нет, ты можешь себе такое представить? Тогда я впервые в жизни всерьез разозлился. – Он печально улыбнулся мне. – Ты прости, что я тебя нагружаю.

– Валяй, приятель, грузи дальше.