Белое, черное, алое

- Василий Кузьмич, родненький, остановите, - взмолилась я.

Одно дело - читать об этом в протоколах и даже осматривать уже мертвое тело. Но видеть, как преступник методично наносит удары ножом отчаянно борющейся с ним женщине, отпихивая при этом детей, и знать, что это не кино, а настоящее убийство - невыносимо.

Когда пленка остановилась, Кузьмин тихо сказал: - Где бы стакан водки опрокинуть...

Ожидая в следственном кабинете, пока мне приведут Пруткина, я не испытывала торжества от того, что я знаю, как все было. И вообще ничего я не испытывала - чувство опустошения было моей единственной эмоцией. И Пруткин это уловил.

- Я опять без адвоката, Владлен Ильич.

- Это хорошо, - отозвался он. - Такие вещи лучше обсуждать без посторонних.

Мы помолчали. Потом я нехотя достала из сумки фотоотпечаток, который мне на японской аппаратуре сделали с видеозаписи, и положила его перед Пруткиным.

Он не стал брать его в руки, глянул и перевел глаза на меня.

- Я же предупреждал, что поверить в это трудно. Что Ельцин, что он, Пруткин кивнул на снимок мужчины с ножом в руке, - у меня шансов никаких.

- Зачем согласились? - спросила я для проформы.

- Таким людям не отказывают. Я же его знал двадцать пять лет, еще тогда был его человеком, в вашем районе. Дружил я тогда с милицией, иначе сидел бы уже не четвертый, а сто четвертый раз. Подсвечивал ему кое-что, ну и он мне, чем мог, помогал. Я же понял сразу, зачем я ему нужен. Если бы взяли нас прямо там, он бы меня подставил, а сам бы выкрутился, - мол, поймал на месте преступления. Один он не мог пойти. А кому он, кроме меня, мог довериться? Только мне, потому что я у него в кулаке сидел. Он столько про меня знает, что я ему не страшен.

- Он и так вас подставил.

Мы с Пруткиным говорили тихими голосами, без выражения, как будто оба обессилели.

- Нет, на меня вышли без него, случайно. А тут все совпало, кражи из дач, куртку нашли с кровью. Я до сих пор не знаю, как на ней кровь оказалась.

- Нож он вытер о вашу куртку. И в вашу печку лезвие бросил.

- Ну, это случайность, что на меня вышли. Он, как узнал, прилетел. Посидишь, говорит, от силы полгода, потом все развалится, только не рыпайся. Ну, я смотрю, за полгода зашкаливает, ну и отказался от своих признаний. Я тогда действительно под дурью был. Но про него я нигде никогда не скажу.

- Уже сказали.

- Это не имеет значения, - махнул Пруткин рукой. - Разговор неофициальный. Даже если он будет сидеть передо мной и признаваться, я все равно отопрусь. Я вообще его не знаю. Наше сотрудничество документально не оформлялось.

-Ну ладно. Мне только интересно, зачем он это сделал?

- Да, это интересно. Мне он, знаете, что сказал? Что эти люди, муж и жена, развращают своих детей, ну, развратные действия в отношении их совершают, там мальчик и девочка, так вот оба, и муж, и жена, с ними такое вытворяют. И чем дальше, тем больше. И надо это остановить. А в тюрьму их нельзя: во-первых, не доказать, а если дети на них будут показания давать, они детей убьют. А во-вторых, каково детям будет, если мама с папой в тюрьме сгниют за то, что с ними совершали? Им же житья не будет... Так что выход только один...

Нателла Редничук, подумала я, ее легенда, бесспорно. "Какая жизнь у девочки будет, если мама в тюрьме за то, что убила папу?" - вспомнила я Нателлочкину тетю.

Из изолятора я поехала в главк. Чем дальше, тем муторнее становилось у меня на душе.

- Сергей Сергеевич на месте? - спросила я у пожилой секретарши в приемной.

- На месте. Как вас представить?

- Швецова из прокуратуры.

- Минуточку. - Она нажала на кнопку внутренней связи. - Сергей Сергеевич, Швецова из прокуратуры.

- Пусть заходит, - раздался голос Голицына из динамика.

Я вошла в кабинет и притворила за собой дверь. Генерал встал из-за стола, обошел вокруг него и принял от меня куртку.

- Присаживайтесь. Кофе хотите?

- Нет, спасибо.

По предложению генерала мы сели не к столу, а в угол кабинета, где стояли два кресла и журнальный столик.

- Сергей Сергеевич, я раскрыла убийство Чвановых, - бесцветным голосом сказала я.

- Поздравляю. - Его-то голос был не бесцветным, а очень даже насыщенным модуляциями.

- Особо не с чем.

- А что такое?

- Я не знаю, что делать дальше, - призналась я. - Посоветуйте.

- Нужна помощь, люди? -- Он внимательно на меня посмотрел.

- Нет. Я только хочу знать, чем она вас купила. Вы же знали, что она собой представляет.

- О чем вы? - Он еще по инерции улыбался.

- Почему вы не отказались?

- Я вас не понимаю, - но улыбка уже исчезла, у губ сложилась жесткая складка.

- Вы же знали, что Нателла собой представляет. Она не человек, у нее нет человеческих чувств. Неужели вам в голову не пришло, что она вас использует?

Голицын молчал.

Я достала из сумки фотографию парочки на фоне РУВД.

- Узнаете?

Рядом я положила фотоотпечаток с видеозаписи убийства.

- Узнаете?

Следующей на столик легла выписка из прокурорского журнала - про то, что профилактику поведения Редничук Н. И., освободившейся из мест лишения свободы 18 февраля 1971 года, осуществляет оперуполномоченный Голицын С. С.

- Помните?

Голицын молчал.