«Белое дело». Генерал Корнилов

К тому времени, когда Крымов явился в Петроград, по распоряжению Керенского уже действовала Чрезвычайная следственная комиссия по расследованию дела о генерале Корнилове и его соучастниках. Она возглавлялась военно-морским прокурором И. Шабловским и включала в себя трех членов: военных юристов полковника Р. Раупаха, полковника Н. Украинцева и следователя II. Штоколова (затем комиссия была пополнена другими членами). Шабловский вошел в кабинет Керенского как раз в тот момент, когда там на высоких тонах шел разговор о сущности крымовского приказа № 128 и других его распоряжений (приказы о вступлении частей в Петроград, распределении их по районам, введении комендантского часа, военно-полевых судов и т. п.).

«Вот приказ генерала Крымова, полюбуйтесь!» — обратился Керенский к Шабловскому. Тот взял бумаги, сказал, что приобщит к делу и разберется. «Вы поступаете в распоряжение председателя комиссии»,— сказал Керенский. Крымову и его начальнику штаба генералу М. Дитерихсу тут же были вручены «предписания», согласно которым они должны были отправиться в следственную комиссию «для дачи показаний». Шабловсдий ионросил Крымова явиться к нему вечером в здание Адмиралтейства. Однако в назначенный час Крымов не явился.

Во второй половине дня 31 августа в одной из комнат квартиры ротмистра Журавского в доме № 19 на Захарьевской улице неожиданно прогремел выстрел. Когда прибежавший Журавский рывком распахнул дверь, он увидел: его гость, только что приехавший из Зимнего дворца от Керенского генерал Крымов, в какой-то неестественной позе сидел на диване, большое, грузное тело накренилось вбок, голова была безжизненно откинута назад. Журавский трясущимися руками рванул на груди Крымова френч и с ужасом увидел, как на рубашке, быстро расширяясь, проступало кровавое пятно. Затравленно оглянувшись, Журавский только теперь заметил валявшийся на ковре подле дивана пистолет...

Крымова, который был еще жив, срочно доставили в Николаевский военный госпиталь, но было уже поздно: он скончался через несколько часов. Хоронили его без воинских почестей, при погребении присутствовали лишь несколько человек...

Смерть Крымова вызвала в Петрограде различные толки и слухи. Говорили даже, что никакое это не самоубийство, что во время встречи Крымова с Керенским произошел скандал со взаимными оскорблениями и присутствовавший в кабинете Б. Савинков застрелил генерала. Но Крымов оставил два письма, адресованные жене и Корнилову. Письмо жене, впрочем, мало о чем говорило. Крымов писал, что решился покончить с собой, будучи не в силах пережить позора возможного над ним суда. О чем шла речь в пространном письме Корнилову, срочно доставленном в Ставку адъютантом Крымова подъесаулом Кульгавовым, не будет известно никогда. Позднее генерал А. Лукомский вспоминал, что он вошел в кабинет Корнилова как раз в тот момент, когда из него выходил Кульгавов, только что прибывший из Петрограда. Корнилов сидел за столом и читал какие-то бумаги. Лукомский тихо спросил: «Ваше превосходительство, что в письме Крымова?» Корнилов угрюмо молчал и лишь на повторный вопрос ответил как бы нехотя: «Я письмо порвал. Ничего особенного он не пишет». И никогда впоследствии Корнилов не вспоминал о крымовском письме. Это молчание само по себе красноречиво. Можно предположить, что Крымов перед смертью высказал Корнилову какие-то резкие и горькие слова...

Крымов унес в могилу многие из тайн подготовки заговора и подлинных намерений сторон. На допросе в Чрезвычайной следственной комиссии Керенский показывал, что, когда стало известно, что Крымов застрелился, один из его «офицеров» — князь Багратион якобы с облегчением сказал: «Ну, теперь все концы в воду...»

Ш

«Безболезненная» ликвидация Ставки

Выстрел на Захарьевской 31 августа лишь символизировал конец корниловского путча. Его провал обозначился днем раньше, 30 августа. Именно в этот день стало уже ясно: войска Крымова в Петроград не войдут. Теперь перед Керенским, одержавшим победу только благодаря тому, что, сделав крен влево, он получил мощную поддержку со стороны революционно-демократических организаций (Советов и др.), встала проблема, может быть, не менее сложная, чем борьба с корниловщиной. Суть этой проблемы весьма образно выразил генерал М. Алексеев, которого Керенский 31 августа назначил начальником штаба Ставки. Прибыв на другой день в Могилев, Алексеев в разговоре по Юзу с начальником военного кабинета Керенского В. Барановским сказал: «С глубоким сожалением вижу: мои опасения, что мы окончательно попали в настоящее время в цепкие лапы Советов, является неоспоримым фактом». На другом конце провода Барановский оптимистически заверил: «Бог даст, из цепких лап Советов... мы уйдем».