«Белое дело». Генерал Корнилов

Главным все-таки было ожидание приближающегося падения власти. Оно облегчало бы и самое бегство из Быхова (для этого создавались будущие явки, запасались штатские костюмы, фальшивые документы, легкое оружие), и, что гораздо важнее, возможность формирования небольших, по крепких частей в заранее обусловленном месте. Корнилов стал подолгу, по нескольку дней, не выходить из своей комнаты; по опыту побега из австрийского плена примерно год тому назад хотел приучить прислугу и караул к своему отсутствию на людях.

Уже с октября с помощью Ставки и Чрезвычайной следственной комиссии начался постепенный «исход» быховских «сидельцев». В двадцатых числах октября в Быхове осталась примерно половина из числа находившихся здесь в сентябре. Большинство освободившихся, несомненно, направлялись в заранее определенные районы, прежде всего на Дон...

К сожалению, мы мало знаем об этом втором корниловском заговоре, завершившемся уходом на Дон и созданием там Добровольческой армии. Многое впоследствии было заслонено событиями \ ражда некой войны, кануло в Лету в период эмиграции. Связи между Быховом и Могилевской Ставкой, Петроградом и Новочеркасском приходится восстанавливать буквально по крупицам, путем сопоставления немногочисленных фактов строить более или менее обоснованные версии...

По-видимому, письмо М. Алексеева Милюкову, врученное Кокошкияу или Головину, не осталось без последствий. В финансовых и промышленных кругах Петрограда и Москвы по инициативе «Совещания общественных деятелей», в котором кадетские лид,еры играли не послед-шою роль, шел сбор средств для поддержки и обустройства вчерашних и будущих корниловских офицеров, для заблаговременной переброски их по фальшивым документам на Дон. Вообще, в первой половине октября вполне могло сложиться впечатление, что шок от провала корниловского путча постепенно начал проходить. Правая пресса все решительнее разворачивала кампанию за реабилитацию Корнилова; на втором «Совещании общественных деятелей» о нем вновь заговорили как о «спасителе России». Все настойчивее говорили, что в России теперь есть лишь две партии: «партия развала», возглавляемая Керенским, и «партия порядка» во главе с Корниловым. «Алексеевская организация» активизировала свою деятельность, хотя, надо признать, слишком большого отклика в среде российских толстосумов не находила. Алексеев был прав, когда позднее жаловался на явную нехватку «Мининых», готовых жертвовать на «патриотическое дело», творившееся новыми «Пожарскими» в Новочеркасске, на Дону.

Надо сказать, что «прижимистость» новых «Мининых» частично объяснялась и вполне конкретной прозаической причиной: не обошлось без мошенничества. В банки и к известным богачам являлись какие-то личности и, предъявляя записки «известных деятелей» или даже самого Корнилова, требовали немалых сумм «на тайную корниловскую организацию». Лишний штрих для характеристики моральной атмосферы в стане контрреволюции накануне Октября... Тем не менее работа шла и некоторые деньги притекали. К концу октября Корнилову в Быхов доставили около 40 тыс. руб. на «удовлетворение важнейших нужд». По воспоминаниям тех, кто в эти дни был тесно связан с Алексеевым, имелось два варианта действий на случай острой кризисной ситуации. Первый — вмешаться в момент нового выступления большевиков, подавить его и «предъявить Временному правительству категорические требования к изменению своей политики». Это, как мы помним, было как раз то, о чем писал Ф. Дан. Но такой вариант, по всем данным, представлялся наименее вероятным. Значительно более перспективным представлялся другой вариант. Он учитывал реальпую возможность успеха большевистского восстания и падения Временного правительства. На этот случай Алексеев «договорился с атаманом Калединым о переброске своей организации на Дон, чтобы оттуда продолжить борьбу».

Несомненно, в Быхове об этом знали. Есть прямые свидетельства о том, что Корнилов так же, как и генерал Алексеев, согласовал с Калединым «сбор сил для борьбы» «на крайний случай» на Дону. «Прорабатывались», однако, и другие варианты. Иногда Корнилов говорил, что он думает об уходе в Туркестан или в Сибирь, которые тоже могут стать базами борьбы с побеждающим большевизмом. Не исключено, что в этом сказывалась известная неприязнь, существовавшая между Корниловым и Алексеевым.

Нельзя сказать, что Каледин воспринял «договоренности» с Алексеевым и Корниловым с энтузиазмом. Его положение было сложным. В момент корниловщины Временное правительство обвинило его в причастности к мятежу. Было отдано распоряжение об отрешении Каледина от атаманской должности, ему приказано было явиться в Могилев для дачи показаний Чрезвычайной следственной комиссии. Войсковой круг, однако, «не выдал» атамана, выразил ему доверие и заявил о его непричастности к мятежу. Так как корниловский путч был ликвидирован, Временному правительству и Керенскому политически целесообразно было «погасить», «замять» дело. Было объявлено, что конфликт с Калединым явился следствием «недоразумения».