Л. Троцкий, являвшийся в дни восстания председателем Исполкома Петроградского Совета, впоследствии старался представить дело таким образом, будто руководство восстанием вполне сознательно осуществлялось под прикрывающим лозунгом обороны. Думается, однако, преднамеренно оборонительная схема восстания (как своеобразная хитроумная тактика) в большой мере появилась уже постфактум, была сформулирована, так сказать, задним числом. На деле, даже по признанию самого Троцкого, восстанию (по крайней мере до конца 24 октября) была внутренне свойственна некая «половинчатость», нерешительность. Революция вместо стремительного броска, прямой атаки как будто бы шла осторожным, вкрадчивым шагом. Это было чревато тяжелыми последствиями, особенно в виду того, что считалось политически необходимым взять власть в свои руки до открытия II съезда Советов: эсеровско-меньшевистская оппозиция на съезде оказалась бы в этом случае перед свершившимся фактом и во многом была бы блокирована. Л. Троцкий в «Истории русской революции» уверял, что и ои вел именно такой курс, однако еще днем 24 октября он говорил, что арест Временного правительства «не стоит в порядке дня как самостоятельная задача», что «все зависит от съезда». «Половинчатость» в ходе восстания создавала обоснованное впечатление легалистских устремлений руководства ВРК, его желания связать вопрос о взятии власти Советами с решением съезда Советов. В. И. Лепин, находившийся в укрытии на квартире М. В. Фофановой, вечером 24-го писал членам ЦК: «Изо всех сил убеждаю товарищей, что теперь все висит на волоске, что на очереди стоят вопросы, которые не совещаниями решаются, не съездами (хотя бы даже съездами Советов), а исключительно народами, массой, борьбой вооруженных масс...
Нельзя ждать!! Можно потерять все!!»54
I Ленин был прав. В эти критические дни ставить вопрос о власти в зависимость от решений съезда значило рисковать революцией. Съезд мог заколебаться, так как большевики располагали там немногим больше половины голосов, а среди пих, вероятно, были и противники восстания. Возможен был и другой, значительно худший вариант. Еще 22 октября начальник штаба округа генерал Я. Багратуни связался со штабом Северного фронта и предложил «подготовить для отправки в Петроград с фронта в случае, если потребуют обстоятельства, одной бригады пехоты, одного кавалерийского полка и одной батареи». Следовательно, ожидание съезда Советов давало правительству и штабу округа время, столь необходимое им для концентрации своих сил. Время — важнейший фактор в эпоху революции. Революционная ситуация не постоянная величина; в случае, если революционный авангард проявляет нерешительность, прилив может смениться отливом, и тогда поднимает голову контрреволюция. В «Письме к товарищам» В. И. Ленин писал: «...пи в коем случае не оставлять власти в руках Керенского и компании до 25-го, никоим образом; решать дело сегодня непременно вечером или ночью...Промедление в выступлешга смерти подобно...» 55
Д' А приблизительно в то же время, вечером 24-го, в Маи риинском дворце возобновилось заседание Предпарламента, которое должно было обсудить требование Керенского о вотуме доверия в борьбе с большевистским восстанием. Фактически Керенский требовал от Предпарламента «свободы рук» для разгрома большевиков «железом и кровыо». Правая часть Предпарламента (кадеты и др.) готова была предоставить правительству такую свободу. Но Керенскому была необходима санкция именно «левой» его части, санкция эсеров и меньшевиков, представляющих ВЦИК Советов. Поскольку вооруженных сил, готовых встать иа сторону правительства, в самом Петрограде практически уже не имелось, последний шанс заключался в переброске в столицу карательных войск с фронта. Но было очевидно, что без согласия местных Советов и войсковых комитетов осуществить переброску не удастся.Таким образом, «ультиматум» Керенского Предпарламенту был продиктован не только одншм стремлением задрапироваться в борьбе с восстанием в «демократическую тогу», но и чисто практическими соображениями: получить скорейшую помощь с фронта.