власть в своих руках, после чего большевики намеревались развернуть в Советах политическую борьбу за влияние, за проведение в жизнь своей программы. Мощь ленинского интеллекта и огромная энергия убеждения преодолели колебания сомневающихся. VII (Апрельская) конференция большевиков одобрила ленинские тезисы...
Если бы они не были отвергнуты тогдашним советским большинством — меньшевиками и эсерами,— социалистическая революция в России могла бы пойти иным, менее трудным, менее драматическим путем. Не будет, вероятно, ошибкой сказать, что тезисы Ленина открывали путь созданию многопартийного социалистического правительства. Но «Апрельские тезисы» были объявлены меньшевиками «знаменем гражданской войны», призывом к анархии, просто «бредом». Слишком «неожиданными» показались догматическим умам (в том числе и некоторым большевистским) «Апрельские тезисы», слишком несоединимыми представлялись два слова — Россия и социализм. Меньшевистские и эсеровские лидеры Совета вообще не склонны были принимать большевиков всерьез. Маленькая, но яркая деталь. Г. Зиновьев писал, что когда Ленин и он посетили Исполком для отчета о проезде через Германию, некоторые исполкомовские «корифеи» сделали вид, что не узнают Ленина в лицо. Ему даже не предложили стула. Как мы уже писали, меньшевики и эсеры еще раньше выбрали другую дорогу: политику соглашения, а затем и коалиции не «налево», а «направо» — с буржуазными партиями, политику поддержки Временного правительства. Здесь они рассчитывали пайти решение многих политических и социальных проблем мирными, политическими средствами.
Иной путь избрала для себя реакция, правые, боевую силу которых составляли монархически настроенные генералитет и офицерство. В конце февраля — начало марта они в целом поддержали думских лидеров или активно не противодействовали им в надежде на стабилизацию положения и укрепление «порядка» в тылу и на фронте. Однако Временное правительство, по их представлениям, все отчетливее проявляло свою неспособность справиться с обстановкой. Революция углублялась; она представлялась им анархией, угрожавшей разрушить все привычные «государственные скрепы». Вынужденные притаиться или перекраситься в сторонников Временного правительства, они должны были избрать единственно возможную для них тактику; тактику тайного заговора и конспиративной подготовки военного переворота.
Все начиналось с маленьких, едва заметных ручейков. Их трудно рассмотреть и сейчас: почти нет источников, а те немногие, что сохранились, требуют тщательной проверки и перепроверки. Это понятно: в послефев-ральской обстановке, когда массовые революционные организации были активны и сильны, а Временное правительство вынуждено демонстрировать свой разрыв с «павшим режимом», приверженность революции и демократии, правые силы должны были действовать тайно, практически подпольно. Респектабельные господа — военные и штатские — собирались в квартирах за плотно зашторенными окнами и за чашкой кофе, обсуждали положение, намечали планы. 13 середине апреля одно из таких собраний состоялось в квартире некоего В. С. Завой ко. Это имя было довольно широко известно в кругах промышленников и финансистов, связанных главным образом с нефтедобывающей отраслью.
Карьеру свою Завойко (украинский помещик) начал в середине 1890-х годов, когда, по его собственным словам, был «причислен к лондонскому и парижскому посольствам».
После революции 1905—1907 гг. Завойко, склонный к авантюризму и эскападам, сложил с себя дворянское звание, приписался к крестьянскому сословию и занялся финансовой и промышленной деятельностью. Керенский впоследствии писал о нем как о «распутнице». Февраль 1917 г. застал его на нобелевских промыслах директором-распорядителем компании «Эмбо и Каспий». В Петроград он вернулся в начале апреля 1917 г. Здесь он занялся журналистской деятельностью: организовал издательство «Народов равная Россия», издавал журнал «Свобода в борьбе», но своему направлению близкий к получерносотенному «Новому времени». По-видимому, это и открыло Завойко дверь в кабипет к Корнилову на Дворцовой площади.
Каким образом Завойко прочно оказался в корниловском окружении, сказать трудно. Скорее всего, Корнилов обратил внимание на статьи Завойко, печатавшиеся в «Свободе в борьбе», в которых проводилась мысль о том, что революция лишь усилила в России анархию, безделье, безответственность и хищничество. «Мы вовсе не революционеры,— писал Завойко,— а самые грязные и подлые сводочиики». Так или иначе, как позднее утверждал Завойко, он явился к Корнилову и «предложил ему свои услуги и свою работу в качестве человека, знающего страну от края и до края... искусившегося в политической деятельности, располагающего словом и способностью письма». Корнилову импонировали утверждения Завойко о том, что с приходом к власти Временного правительства Россия вступила в эпоху «анархии и безответственности» и что спасут ее не партии и организации, а «чудо и отдельные люди». Отдельные люди!