Белое дело в России: 1917-1919 гг.

Делались попытки обосновать «исторически» расширение границ Грузии. Ссылаясь на северные границы Абхазского царства, грузинское правительство заявляло о необходимости исключения Гагринского округа из Черноморской губернии, в состав которой он был включен в 1905 г., после постройки здесь курорта. Что касается Туапсе, то тут говорить об «исторических основаниях» не приходилось вовсе. Еще менее доказательной была попытка оправдать включение в Грузию Сочинского округа на основании «заявления общественности», представленной местным крестьянским съездом. Сочинские социалисты искали «защиты» в Тифлисе от «реакции», олицетворением которой становилась успешно действовавшая на Кубани Добровольческая армия. О том, что притязания на Сочинский округ носили сугубо политический, а не национальный характер, свидетельствовал тот факт, что из его 50 «селений» 36 было русских, 13 «со смешанным пришлым населением» и «только одно грузинское» (9).

Нельзя сказать, что в грузинском руководстве все разделяли идеи «Великой Грузии». Если военное министерство с энтузиазмом воспринимало перспективы расширения территории, то Министерство иностранных дел придерживалось позиции нецелесообразности включения в состав республики территорий весьма спорных и с национальной, и с административной точки зрения: «не только в Туапсе, но и в Сочи грузинам нечего было делать», «присоединение Сочинского округа к Грузии создавало новую плоскость трения, а их и без того было достаточно», «в положении Грузии следовало избегать осложнений, не вызываемых необходимостью» (10).

Осенью 1918 г. о защите суверенных российских интересов в крае заявило командование Добрармии.

Первоначально действия грузинской армии расценивались как «дружественные» по отношению к белым. В июле 1918 г. восставшие кубанские казаки Майкопского отдела взаимодействовали с грузинскими частями, занявшими Туапсе. Следует отметить, что Кубанская Краевая Рада еще в начале 1918 г. направила приветствие Закавказскому сейму, заявив о готовности к самому тесному сотрудничеству на основе признания суверенитета Закавказья. Консул из Тифлиса прибыл и в Новочеркасск. Предполагалось, что контакты с Доном и Кубанью обеспечат Грузию необходимым для республики продовольствием.

После неудачных боев в Черноморье на соединение с частями 11-й советской армии вдоль побережья шла с боями Таманская армия красных («Железный поток»). Ее головная колонна под командой бывшего штабс-капитана Е. И. Ковтюха столкнулась с грузинскими и кубанскими войсками под Туапсе, вошла в город, но задерживаться там не стала, на Сочи не пошла, а повернула к Армавиру.

В августе 1918 г. генерал Алексеев в письме к генералу Мазниеву отмечал: «Судьба поставила нас не только в близкое боевое соприкосновение, но сделала нас союзниками, борющимися пока (многозначительное слово. – В.Ц.) за одно и то же дело и действующими в одном и том же направлении… убежден, что этот союз примет длительный и более широкий характер» (11). Позицию Верховного Руководителя Добровольческой армии вообще отличала подчеркнутая лояльность к Грузии, хотя новая республика и не собиралась уступать занятых земель.

После того как преследовавшие красногвардейцев части Добармии вступили в Туапсе, они встретили противодействие со стороны грузинских народогвардейцев. Возник т. н. «грузинский фронт». В Екатеринодар выехали Мазниев и заместитель председателя правительства Грузии Гегечкори. 12 сентября состоялись переговоры, начавшиеся с предельно корректной фразы генерала Алексеева: «Разрешите от имени Добровольческой Армии и Кубанского правительства (его представлял глава кабинета Л. Л. Быч) приветствовать представителей дружественной самостоятельной Грузии. Предстоящие переговоры, я надеюсь, приведут к удовлетворительным результатам. С нашей стороны никаких стремлений ограничить самостоятельность Грузии нет; я должен ожидать равноценного отношения Грузии к нам» (12).

В «союзническом» духе начал доклад и Гегечкори, заявивший, что «борьба с большевиками – это вопрос нашей жизни и смерти». Но как только речь зашла о территориальных вопросах, грузинская делегация, ссылаясь на резолюцию сочинских социалистов, заявила о своем долге перед местным населением, «добровольно» пожелавшим войти в состав «демократической Грузии». Протесты руководства Добрармии в отношении Абхазии игнорировались, поскольку сама эта армия, с точки зрения Гегечкори, была не выразительницей «всероссийской власти», а лишь «частной организацией», имеющей не больше прав, чем суверенная Грузия, в решении судьбы «спорных» территорий бывшей Империи.

14 сентября переговоры были прерваны, «общего языка» найти не удалось, хотя Гегечкори и Мазниев добились подтверждения суверенитета Грузии со стороны представителей Кубани. При Кубанском правительстве были аккредитованы представители закавказских правительств.