Белое дело в России, 1920–1922 гг.

По оценке Вс. Иванова, «Председатель Народного Собрания Андрушкевич, за «выбытием» Лихойдова в министры финансов бывший в то же время и председателем Несосъезда, официально заявлял, что только возглавление русского дела в Приморье «Императорским Штандартом» может спасти его. При этом активизировались честолюбивые стремления отдельных членов: «Раздраженное самолюбие В. Ф. Иванова, неудовлетворенность Широкогорова, стремившегося занять пост министра иностранных дел, оскорбленное самолюбие выкинутого из министерства финансов Лихойдова, мания величия Андрушкевича, неразборчивость в средствах и легкомыслие генерала Лохвицкого…, – они выступают определенными стимулами против Временного Приамурского Правительства»[1141].

Отношения между Народным Собранием и Правительством резко обострились вечером «праздничного» 26 мая. В гостинице «Золотой Рог», где начал свою работу Несоциалистический съезд, против члена Правительства Н. Д. Меркулова была проведена довольно грубая демонстрация: Председатель Совета съезда Лихойдов не позволил выступить брату главы приамурской власти, заявив, что «выступление частных лиц здесь не допускается». Н. Меркулов в ответ покинул заседание.

В свою очередь, С. Д. Меркулов в частных беседах и деловой переписке все более склонялся к мысли о возможности и необходимости, как минимум, приостановки работы Народного Собрания. Целесообразность и эффективность его практической работы все более и более ставилась под сомнение, поскольку после окончания «Хабаровского похода» приморский парламент в основном активно занимался «запросами» по деятельности того или иного ведомства, стремясь подчеркнуть при этом степень «ответственности» исполнительной власти перед представительной. Из выработанных непосредственно Собранием законопроектов следует отметить: закон о «чрезвычайном налоге», который, однако, было решено вводить постепенно, и обещанный еще в первые дни после «майского переворота» проект закона о выборах в Приамурский Учредительный Съезд.

Этот законопроект был почти единогласно (при 12 воздержавшихся) принят еще 14 мая. В нем Народное Собрание объявило о выборах на 1 июня долгожданной Дальневосточной Конституанты. Однако знакомство с разработанным избирательным законом не могло не вызвать отрицательного отношения к попыткам «обеспечить широкое общественное представительство», поскольку в соответствии с принятыми избирательными нормами в него теперь могли быть избраны представители всех без исключения политических партий, в том числе, что следовало из логики закона, даже исключенных из прежних выборов в Народное Собрание большевиков, левых эсеров и анархистов. А ведь именно отсутствие в избирательных списках «левых радикалов» являлось отличительной чертой всех заявлений о политической стабильности в крае, сделанных дальневосточными политиками за истекший после «переворота» год. Не следует, очевидно, считать наделение избирательными правами большевиков и их союзников проявлением к ним политических симпатий или же следствием некоей общественной «пассивности», «сдачи позиций» перед лицом левых. Просто, по-видимому, положение «несоциалистов» в белом Приморье представлялось им настолько прочным, а активная деятельность левых партий в крае фактически прекращенной, что результаты будущих выборов Краевого Съезда могли бы привести к гарантированной победе правых сил.

Решения о «примирении с большевиками» связывалось многими с переговорами, которые якобы вел генерал Болдырев (во время его командировки в Харбин и Пекин в марте 1922 г.) с советником советского посольства В. Л. Виленским-Сибиряковым. Переговоры завершились будто бы согласием на то, чтобы Народное Собрание пересмотрело свое отношение к перспективам сотрудничества с ДВР. Сам Болдырев в своем дневнике факт подобных переговоров отрицал, отметив лишь, что Виленский-Сибиряков оказался его «случайным спутником» в поезде. Тем не менее во время переговоров генерала с приезжавшим на Дальний Восток маршалом Жоффром (это и была официальная цель командировки Болдырева в Китай) высказывались пожелания о возможности экономического сотрудничества белого Приморья с ДВР, хотя их перспективы связывались с «авторитетным посредничеством с третьей стороны» и с окончанием «гражданской борьбы»[1142].