Белое дело в России, 1920–1922 гг.

При этом, правда, считалось, что центральная власть «диктатора» обязана опираться на принципы правопорядка и элементы легитимного представительства. Следовало, чтобы «центры Всероссийского объединения (армии) объявили во всеобщее сведение те общие нормы, которые определяют порядок закономерного действия власти, привлекали в состав высших органов управления лиц, пользующихся общественным доверием, обнародовали бы декларации о задачах деятельности в переходный период, впредь до определения Народным Собранием постоянной государственной власти и создали в возможно короткий срок твердый гражданский порядок в воссоединяемых областях»[1253].

Существенным является также анализ специфики представительных структур, форм взаимодействия с «общественностью» при вышеназванных вариантах организации власти. Для первого – характерным признаком является опора на общественно-политические организации, на политических деятелей – правых или правоцентристских убеждений. При этом подобные организации могли не иметь партийного характера, а представлять собой своеобразные «протопартии», объединяющие в своих рядах как членов «дореволюционных» партий, так и беспартийных политиков.

Примерами подобного рода служат Всероссийский Национальный Центр, Совет Государственного Объединения России. Избирательная система, применявшаяся для создания представительных структур, строилась в данном случае как основанная на различных цензах и куриях. Выборы могли не носить всеобщего характера или могли заменяться делегированием представителей от отдельных, уже избранных структур (как это предполагалось, например, при проведении земской реформы в Крыму в 1920 г.).

Для второго варианта характерным становилась более высокая степень «демократизации». Предпочтение отдавалось использованию в избирательных системах принципов всеобщего, равного, прямого и тайного голосования, что позволяло повысить степень легитимности власти (как это было, например, в белом Приморье при проведении выборов в Приамурское Народное Собрание летом 1921 г.).

Что касается специфики разрешения «национального вопроса» в политических программах белых правительств, то здесь приоритетным принципом становилось признание важности согласования своих позиций в отношениях с возникшими после февраля – октября 1917 г. «государственными образованиями». Формально деятели Белого движения не игнорировали ни одного, даже самого незначительного, с точки зрения «всероссийских интересов», «образования». С ними велись переговоры, заключались соглашения, делались попытки создания военно-политических коалиций (что было особенно характерно для последнего периода Белого движения – 1920–1922 гг.).

Наиболее приемлемыми формами будущего государственного устройства России признавались автономия (в политических программах 1918–1919 гг.) или федерация (в политических программах 1920–1922 гг.). Возврат к унитарному варианту исключался. Причем разница в понимании этих терминов (как считал проф. Крамарж) политиками и правоведами Белого дела была относительной. Наиболее сложные проблемы возникали в случае необходимости «признания» новообразования. И если для Польши и, в конечном счете, Финляндии декларировалась «независимость», то в отношении остальных «государственных образований» предстоял долгий путь переговоров, компромиссов, соглашений и договоренностей по вопросам «разделения полномочий» между центром и регионами (в случае «федерализации») или установления границ, «раздела государственного долга» (в случае признания «независимости»).

«Траектория» эволюции в политическом курсе Белого движения представляется, в конечном итоге, следующей: от директории, с обширными полномочиями («коллегиальной диктатуры») в 1917–1918 гг., через признание необходимости единоличной диктатуры, использующей определенную представительную поддержку (1919–1920 гг.), к «соборно избранной» и «соборно утвержденной» монархии, с полномочиями, близкими к варианту «президентской власти» (1922 г.); в форме государственного устройства – от восстановления «единой и неделимой» России в прежних границах (за исключением Польши и Финляндии) до признания возможности некоего союза новых государственных образований. Решение внутренних проблем, восстановление сильного, авторитетного всероссийского центра гарантировало бы и международное признание России как важнейшего фактора мировой политики в послевоенной системе межгосударственных отношений.