Но нельзя забывать и о том, что большинство так называемых военных специалистов принадлежит к другому, враждебному нам классу, что буржуазия стран Согласия систематически подкупает и развращает этих военных специалистов. В момент, когда на том или другом фронте неудачами наше положение поколеблется, иногда начинаются эпидемии измен со стороны военных специалистов. События на Красной Горке, в Кронштадте и на Петроградском фронте вообще показали, как широко развита измена известных кругов военных специалистов. Закрывать на это глаза было бы величайшим преступлением. Чем большую власть мы в интересах дисциплины отдаем командирам воинских частей, тем больше обязаны мы в оба следить за их политической лояльностью. Надо по всей России создать положение, при котором всем военным специалистам было бы ясно: те из них, которые честно служат рабоче-крестьянской России, – тем честь и место, но кто идет к нам с камнем за пазухой, кто пытается использовать свое пребывание в армии для организации контрреволюционных ячеек, – тем беспощадный красный террор».
Поэтому, основной задачей становилось (как, впрочем, и в других областях управления и государственного строительства) воспитание и надлежащая подготовка собственных военных кадров, военных специалистов пролетарского происхождения и партийной «закалки»: «…Нужно пробудить в самых широких партийных кругах интерес и любовь к военному делу… Командиры полков и батальонов в большом количестве мест уже выдвигаются в коммунисты… В течение нескольких месяцев мы должны добиться того, чтобы все командиры батальонов, полков, а по возможности и бригад, и дивизий, были из числа надежных сторонников рабоче-крестьянской России…». И, разумеется, особое значение приобретала и роль «наших военных комиссаров», которые «обязаны в связи с переживаемым моментом усилить надзор и контроль над военными специалистами…».
Степень «патриотических» настроений, которые приводили бы военных специалистов на службу в РККА, отнюдь не переоценивались. В начале 1918 г. «политическая обстановка была такова, что позволяла надеяться на большую лояльность старых военных специалистов. В борьбе против немцев многими из этих специалистов руководили чувства патриотизма. Теперь наступает другая эпоха. Гражданская война принимает самые обостренные формы, приближается в буквальном смысле слова решающий момент. Теперь больше чем когда бы то ни было мы должны иметь на командных постах людей, на которых рабочий класс и наша партия в критическую минуту могут положиться»[1258]
.Отличительная черта гражданской войны в том, что она ведется со значительной долей импровизации, и далеко не всегда с учетом общих «правил» стратегии и тактики. Большое значение приобретает здесь не столько учет ресурсов (людских, экономических, военно-технических), сколько учет психологических особенностей, настроений местного населения и многочисленных общественно-политических факторов.
Уместно ли включить в перечень причин поражения Белых армий значение «иностранной военной интервенции», которая подорвала доверие к белой власти со стороны местных «патриотически настроенных слоев населения»? Ведь, к сожалению, интервенция, помощь со стороны иностранных государств далеко не всегда воспринималась местным населением негативно. Многие были убеждены, что «придут иностранцы – наведут порядок». К тому же белая пропаганда достаточно четко отмечала, что помощь стран Антанты представляет собой «помощь союзников» еще по периоду Первой мировой войны, в отличие от большевиков – «агентов Германии».
Еще один, на этот раз уже политико-правовой фактор поражения белых, – отсутствие монархического лозунга, который, якобы единственный из всех провозглашаемых противниками большевиков лозунгов, мог вызвать к себе сочувствие со стороны подавляющего большинства российского общества. Но нужно учитывать, что об отречении Государя знало все население, и мало кто сомневался в его собственной воле (сомнения вызывала правомерность актов). Восстановить династию Романовых или создать новую династическую традицию представлялось возможным только через Земский Собор. Созвать же его можно было только после «победы над большевизмом» и с территориальным представительством всех областей бывшей Российской Империи. До этого момента монархический (равно как и любой другой вопрос о форме правления) не мог считаться полностью разрешенным…
Тезис, представляющий собой определенную трансформацию «марксистско-ленинского» суждения об изначальной, в ходе мировой революции, обреченности Белого дела, из-за его «буржуазной сущности», – весьма ограничен и содержит, как правило, весьма одностороннее толкование.
Так же односторонне понимается и противоположный тезис о «Божественном промысле» в отношении Белого движения. Якобы «Бог не хотел победы» противников большевизма. Продолжением данного тезиса стало абсурдное положение о том, что «свыше» была дана победа именно большевикам, следовательно, большевики угодны Богу, а между коммунизмом и христианством практически нет различий.