Белое движение. Исторические портреты (сборник)

«В первые дни особенно пострадали евреи – их преследовали казаки, и если они не успели спрятаться, то уж пощады не ждали, – рассказывает бывший директор Монгольского национального банка Д. П. Першин. – Сколько было убито евреев, сказать трудно. Называли разные цифры, но можно думать, что душ пятьдесят или вроде этого. Русских же убито было значительно больше. Всех жертв барона насчитывают до полутораста-двухсот человек, но и это число, вероятно, преувеличено». Неоднократно высказывая неприязнь к евреям, которых он считал виновниками революции, а возможно, и «мировым злом» («комиссаров, коммунистов и евреев уничтожать вместе с семьями» – еще одно из громогласных заявлений, не выполнявшихся реально), Унгерн умел и сдерживать ее, и если через десять дней после взятия Урги приказ по дивизии воспрещал самочинные аресты «кроме евреев», то следующий параграф гласил: «Евреев, имеющих от меня записки, приказываю не задерживать». Не отрицая жестокости барона, нельзя и приписывать ей тотального или демонического характера, тем более что по свидетельству того же Першина – человека глубоко мирного и в другом месте справедливо обвинявшего Унгерна в неуравновешенности – многое происходило помимо начальника дивизии.

«В Урге свирепствовали Сипайлов и Безродный, – называет мемуарист двух самых одиозных приближенных Унгерна, – и, говорят, их жертвы нужно считать многими десятками. Следует иметь в виду, что Унгерн никого не щадил, если находил виновным, но относительно барона многое сильно преувеличивают, да и он сам не мог входить во все подробности криминальных деяний разных лиц, у него не было времени, он главным образом заботился о боевой дееспособности [169] своей дивизии, а потому почти всю его деятельность поглощали заботы о пополнении воинского снаряжения таковой – патронах, снарядах, довольствии и проч. и проч., а в гражданских делах оставлял [за собою] только право санкционировать то или другое решение, ему представляемое на утверждение, причем считал, что если доклад будет сделан или пристрастно, или вопреки истине и справедливости, то виновный в этом отвечал своей головой, а рисковать этим едва ли бы кто решился. Такой способ он находил более надежным и действительным.

Но несмотря на это, его именем неоднократно прикрывались разные Сипайловы и Безродные, и во многих их деяниях барон был совершенно неповинен».

Но если во взаимоотношениях с монголами их «гость»-освободитель ограничивался в лучшем случае функциями консультанта, то русским населением Халхи и Кобдоского округа он считал себя вправе распоряжаться, не зная никаких ограничений. Так, в Урге мобилизация была проведена под страхом смерти, хотя вряд ли попавший таким образом в ряды дивизии контингент отличался значительной боевой ценностью: сложно сказать, усиливали или ослабляли ряды унгерновцев представители русской колонии, прятавшиеся в Урге от Гражданской войны. Как бы то ни было, точка зрения, будто барон стремился создать армию «из мобилизованных монголов и русских добровольцев», выглядит ошибочной.

О «русских добровольцах» речь может идти, пожалуй, только применительно к организованным белогвардейским группировкам, независимо от Унгерна оказавшимся в Халхе, Кобдо и Синьцзяне. С освобождением монгольской столицы Роман Федорович получил возможность если не формального объединения, то хотя бы координации действий этих сил, в частности, в конце марта – начале апреля наладив связь с отрядами Атамана Енисейского Казачьего Войска полковника Казанцева и есаула Кайгородова и, очевидно, примерно в то же время – с отрядом полковника Казагранди. Именно они упоминаются в качестве командующих участками (секторами) наступления в знаменитом приказе Унгерна № 15 от 21 мая 1921 года, озаглавленном «Приказ русским отрядам на территории Советской Сибири» и открывшем собою новый этап борьбы – последний в бурной жизни барона.

* * *

Приказ этот безусловно представлял собою нечто большее, чем просто оперативная директива, и недаром он начинался в торжественном стиле манифеста:

«Я, начальник Азиатской конной дивизии генерал-лейтенант барон Унгерн, сообщаю к сведению всех русских отрядов, готовых к борьбе с красными в России, следующее: