Мы не случайно вспомнили генерала Чжан Куй-У, поскольку в период монгольских операций Азиатской дивизии роль его продолжает оставаться по меньшей мере двусмысленной. В самом деле: Унгерн избивает китайские войска и приводит к власти в Урге правительство, фактически находящееся в состоянии войны с Китайской Республикой, а в это время в Хайларе, под крылом Чжан Куй-У, сидит офицер связи от Атамана Семенова, войсковой старшина А. Костромин, мобилизует и вооружает местных беженцев и по тракту Хайлар – Урга… шлет Унгерну боеприпасы. «Генерал Чжан-куй по прочтении (письма от Унгерна. – А. К.) сказал нам, что вы ему брат и он сам за вас отрубит голову каждому (подлинные слова)», – пишет Роману Федоровичу один из его агентов в Маньчжурии, и «братские» чувства китайского военачальника подкрепляются из Урги весьма эффективным способом: треть доходов от реализации захваченной русскими (китайской!) военной добычи передается именно Чжан Куй-У…
И в те же месяцы Унгерн пишет много писем. Вскоре они станут лучшими свидетельствами обвинения, позволяя «уличать» барона в антисемитизме, наемничестве, стремлении к расчленению России, пресловутом «панмонголизме» и проч. Но в первую очередь необходимо обратить внимание, что письма эти изобилуют противоречиями.
Одному барон пишет об образовании центрально-азиатского государства «народов монгольского корня», другому – о реставрации «Поднебесной Империи» Цинов, третьему – о планах пойти на службу «высокому Чжан Цзо-Лину», а четвертому – вообще о стремлении установить «Сибирскую Республику», дабы избежать «анархии, смуты и еврейских погромов» [174] . Складывающаяся картина напоминает несколько наивное «многоличие» человека, который отлично сознает, что союз любых двух присутствовавших на политической арене сил станет роковым для него и для его дела, и каждому адресату представляет свои цели по-разному. Несмотря на это, в своем последнем походе барон Унгерн оставался одиноким.
К изоляции политической добавилась и изоляция военная: бригада Казагранди была отбита от советской границы (потерявший душевное равновесие Унгерн обвинил полковника в измене и распорядился расстрелять), а «западный фланг» – группировки Кайгородова и Казанцева – оказался отрезанным в результате предательского удара, нанесенного в июле Максаржав-ваном. Впрочем, об этом сам Унгерн, похоже, уже не узнал, будучи всецело поглощен своими собственными операциями.
Отвлекая внимание и силы противника диверсиями отряда хорунжего Тапхаева на станицу Мензенскую (правая колонна, начало боевых действий 22 мая) и бригады генерала Резухина на Желтуринскую (левая колонна, 26 мая), сам барон с конной бригадой и монгольским отрядом Сундуй-гуна, составляя центр направленных на Забайкалье сил, выдвинулся вдоль тракта Урга – Троицкосавск и к 10 июня начал под Троицкосавском обходную операцию. Но все бои не увенчались успехом.
Отбитый от Желтуринской Резухин, правда, сумел пройти вдоль границы и вторгнуться на советскую территорию восточнее; однако и слабый отряд Тапхаева, и центральная группировка потерпели неудачу. Руководимая Унгерном бригада, втянувшись в пересеченную лесистую местность, 13 июня была сбита с господствующих высот и несмотря на упорство раненного в этом бою барона, обстреливаемая с сопок ружейным, пулеметным и артиллерийским огнем, смешалась и в беспорядке отступила на юг. В те же дни и Резухин вдоль реки Селенги отошел на монгольскую территорию. Первоначальный план операции – соединившись севернее Троицкосавска, уничтожить красную группировку – был сорван.
Но и большевики не в полной мере смогли использовать свой успех. Легкомысленно посчитав противника уничтоженным (так же, как полгода назад – китайцы) и не позаботившись организовать преследование и добить отступающих, в конце концов просто потеряв бригаду Унгерна, – они двинули вглубь Монголии экспедиционный корпус во главе с бывшим прапорщиком К. А. Нейманом. Недооценка упорства и тактического чутья барона немедленно обернулась для них серьезными неприятностями, а действия Белого военачальника – окончательно развеяли легенду о его «монгольских химерах».