Белое движение. Исторические портреты. Том 2

О принципиальном характере размолвки может говорить и публикация в русской эмигрантской прессе заявления находившихся в Польше русских командиров, в том числе И. Н. Балаховича, о признании барона Врангеля верховным вождём всех антибольшевицких сил. Приведённый в заметке фрагмент текста, правда, вызывает сомнения (несколько странно звучит обещание «терпеливо и твёрдо до конца переносить все невзгоды и тяготы боевой жизни» из уст старых, многократно обстрелянных офицеров, уже доказавших эту готовность на деле); однако братья-генералы не перепутаны, как можно было бы ожидать, - среди подписавших значится «Командующий народной добровольческой армией генерал- майор Булак-Валахович 2-ой» - и это как будто доказывает хорошую осведомлённость публикаторов. Здесь же подчеркнём, что Иосиф Балахович, в отличие от брата не обладавший авантюрными наклонностями, представляется вообще более лояльным по отношению к верховному русскому командованию в течение всей Гражданской войны.

В отличие от Балаховича-младшего, Савинков как будто одобрил произошедшее, 16 ноября поставив свою подпись под договором о признании Белорусской Народной Республики, который откладывал определение «окончательной формы взаимоотношений между Россией и Белоруссией» до Учредительных Собраний обоих государств. Возможно, однако, что при этом имелось в виду создание великоросско-белорусской федерации, в составе Единой России, и Станислава Балаховича нельзя считать противником такого варианта: когда сегодняшние белорусские авторы восхищаются воззваниями 1920 года («Дык гей, беларускi народзе! Усе як адiн у шэрагi нашай армii пад штандар нашага правадыра бацькi Булак-Балаховича... Ачнiсь, Беларусь») и отмечают (ошибочно) участие в «Белорусском съезде», проходившем 15-16 ноября в Слуцке, Балаховича-младшего, - им следовало бы вспомнить, как посланцам Булака дали тогда понять, что белорусские сепаратисты «уже не верят никаким российским обещаниям» и склонны отмежеваться от «расейцев-балаховцев». Милее им была Польша, несмотря даже на то, что поляки и в 1919, и в 1920 годах вели себя в Белоруссии не как освободители, а как оккупанты, и - вспоминал участник событий - «не раз рассказывали балаховцы, как им приходилось заступаться за население, терроризируемое польскими войсками...»

Однако Белорусской Республике и в балаховском её варианте суждено было недолгое существование. 16 ноября начинается откат, в ночь на 18-е оставляется Мозырь, и с арьергардными боями, огрызаясь и выскальзывая из приготовленных для них «мешков», войска обоих братьев пятятся к демаркационной линии. Отступление продолжается до 28 ноября, когда основные силы переходят на польскую сторону и сдают оружие (существует упоминание, что разоружение происходило не безболезненно, а в отношении частей, предводимых младшим братом, - даже с боем, но эта версия сомнительна). Сам «Батька», в последних боях раненный в ногу и находившийся в тяжёлом состоянии, едва не застрял на советской стороне и лишь 30 ноября был выручен специально вернувшимся из-за кордона полковником Жгуном, с небольшим отрядом разыскавшим генерала и переправившим его за демаркационную линию. Для генералов Булак-Балаховичей начиналась эмиграция.

* * *

Эмиграция или... репатриация?

Мы уже достаточно слышали о Станиславе Балаховиче как о поляке, чтобы предполагать возможность и второго ответа, в пользу которого, казалось бы, говорят и настойчивые попытки генерала добиться польского гражданства, предпринимаемые в это время. Однако сама Польша отторгает его, в лице своих дипломатических представителей всячески стремясь не просто отмежеваться, а прямо избавиться от ненужного уже «Батьки».

Рижские переговоры РСФСР и УССР с одной стороны и Польской Республики - с другой, проходившие с октября 1920 по март 1921 года и завершившиеся подписанием 18 марта мирного договора, стали позорной страницей польской дипломатии и легли грязным пятном на шляхетскую честь « Второй Речи Посполитой ». Захваченное большевиками русское золото ослепило поляков, побуждая их не только к беззастенчивому разделу малороссийских и белорусских земель (отозвавшемуся Польше в сентябре 1939 года), хотя Минск был в прямой досягаемости польских и союзных русских дивизий, но и к предательскому поведению в отношении последних. В первый момент после перехода демаркационной линии польское командование ещё склонялось к сохранению войск Пермикина и Балаховичей как организованной боевой силы, но денег на это у Республики не нашлось, а Франция, к которой обращался за помощью Савинков (имея в виду, впрочем, в первую очередь 3-ю Русскую Армию, а не Балаховича, не оправдавшего его надежд), отказала недвусмысленно и категорично. Не была использована и возможность переброски Русской Народной Добровольческой Армии в «Среднюю Литву», к формально ещё «бунтовавшему» генералу Желиговскому, чего боялись большевики.