Белое движение. Исторические портреты. Том 2

«Подхваченный волной обезумевших людей, я был увлекаем потоком живых человеческих тел из стороны в сторону. Ныряя в волнах разбушевавшейся стихии, давя живых, наступая на трупы, я напрягал все силы, чтобы удержаться на ногах. Гром разрывавшихся снарядов, стрельба друг в друга, команда сотен голосов, свист пуль и звон разбитого стекла доводили людей до исступления. Чувствовалось полное бессилие подчинить себе людей, метавшихся подобно зверям, забытым в клетке во время пожара. Но вот волна докатила меня донизу, и когда блеснул очередной луч японского прожектора, мой взор остановился на группе барахтавшихся людей, среди которых был генерал... Я сделал отчаянное движение и ухватился за фалды, генеральского пальто, желая удержать генерала от безумного поступка. Генерал кричал “За мной!” и пробивался к дверям перрона, который находился под страшным обстрелом пулемётов с “Калмыковца”, тогда как другие выходы с вокзала были под таким же огнём цепей противника. Я не сомневался, что за дверью генерала ждёт неизбежная смерть или позорный плен. Видно, вера в помощь генерала Чечека ещё теплилась и была той пресловутой соломинкой утопающего, которая удерживала меня на вокзале. Последовавший новый удар человеческой волны распахнул двери и пробкой выбросил нас на перрон, где многие испустили свой последний вздох, тогда как остальные залегли вдоль рельс. Ещё один момент — и генерал исчез из виду...»

Вот когда сыграл свою роль «Калмыковец». В предыдущий день мятежники смогли отрезать ему путь, взорвав рельсы, но не сломили сопротивление его команды. И теперь пулемёты бронепоезда, в свою очередь, отрезали врагу путь к бегству. В результате мятежникам оставалось лишь спасаться кто как может. Солодовников, не растерявшись, воспользовался приготовленным паровозом и выехал на нём в расположение чешской части, которая его и укрыла. При этом он без зазрения совести бросил на произвол судьбы генерала Гайду, который, как видно из приведённого выше рассказа, мужественно пытался остановить своих обезумевших людей. Так же поодиночке спасались и остальные эсеровские вожди.

Изо всех офицеров-гайдовцев в конечном итоге погибли всего двое, зато рядовых участников мятежа пало в этой схватке более трёхсот человек, причём часть из них была расстреляна под горячую руку юнкерами в первый момент, когда они только что ворвались внутрь вокзала.

Подобная же участь едва не постигла и самого Гайду. Раненный в ногу, он лишь с одним адъютантом брёл по путям в сторону чешского штаба, когда на него наскочили юнкера. По словам захвативших его в плен, «Гайда был в расстёгнутом генеральском пальто мирного времени с двумя Георгиями и лентой через плечо, но на пальто, вместо погон, у него были нашиты поперёк плеч две бело-зелёных ленточки. На френче же, как говорили потом, у него имелись золотые Генерал-Лейтенантские погоны». Другие очевидцы рассказывают, что юнкера, увидев такой наряд, в бешенстве сорвали с Гайды погоны и хлестали его ими по лицу. Может быть, тут генералу пришлось-таки осознать, что не совсем ещё перевелись люди, воспринимавшие его поступки в истинном свете — как измену России.

Но вмешались старшие офицеры, и Гайда вместо заслуженной расплаты был доставлен в Штаб округа, где его взяли под свою защиту представители союзных войск. Генерал Розанов в очередной раз проявил слабость, и в результате русский конвой вокруг арестованного Гайды и его офицеров вскоре был сменён на чешский. Это означало, что лично Гайде больше ничего не угрожало. Но его карта была бита, и ему пришлось бесславно отплыть из России на первом же пароходе.

* * *