Белое движение в годы гражданской войны в России (1917-1922 гг)

Нельзя сбрасывать со счетов значения и того факта, что советское правительство 27 августа 1918 г. подписало с Германией так называемый Дополнительный договор. Суть вопроса заключалась не столько в новых территориальных уступках или финансовых потерях для Советской России, сколько в содержавшихся в секретных пунктах данного соглашения обязательствах большевиков о совместных с Германией военных действиях Красной Армии против войск Антанты на мурманском и бакинском направлениях.[106] Таким образом, отныне Россия могла рассматриваться Антантой как союзник Германии со всеми вытекающими отсюда последствиями в случае победы. Поэтому объективно после 11 ноября 1918 г. державы победительницы не были заинтересованы в поддержке сильного национального движения в России, предпочтя применить к ней тот же подход, как и к Австро-Венгрии.

Раздел России был представлен как создание некоего «санитарного кордона» вокруг Советской России. Как только эта задача была выполнена, так тут же финансовая и материальная поддержка белых армий совершенно прекратилась.

Не отличалась постоянством позиция другого крупного противобольшевистского отряда — казачества. В начальный период гражданской войны, несмотря на все усилия своих вождей, оно предпочитало держать нейтралитет. Попытка наиболее ярких противников большевизма: А. М. Каледина на Дону и А. И. Дутова в Оренбуржье — поднять казачество на борьбу за свои вековые «вольности» потерпела провал именно в силу нежелания казаков участвовать в гражданской войне.[107]

Впоследствии главная задача — сохранить автономное управление. С этой целью с лета 1918 г. верхи донского казачества начали продвигать идею так называемого Доно-Кавказского союза — государственного образования, альтернативного Советской России и командованию Добровольческой армии.[108]

По мысли донцов, на первом этапе атаманы Донского, Кубанского, Терского и Астраханского казачьих войск, а также председатель Союза горцев Северного Кавказа должны были провозгласить Доно-Кавказский союз суверенным федеративным государством. Особый интерес представляет содержавшееся в проекте положение, которое иначе как стремлением казачества дистанцироваться от общенационального движения против «германо-большевистской» тирании, назвать трудно. «Доно-Кавказский союз, говорилось в 12 пункте подготовленного правительством атамана П. Н. Краснова проекта, — провозглашая себя самостоятельной державой, объявляет, что находится в состоянии нейтралитета и… борется лишь с большевиками, находящимися на его территории».[109] (подчеркнуто мною В.С.).

Неудивительно, что в одном из докладов руководству белым движением на Юге России о политическом состоянии Дона, Кубани и Добровольческой армии за период с 26 ноября по 13 декабря 1918 г. содержалась нелицеприятная оценка «программы Краснова» как попытки вырвать почву из-под ног Добровольческой армии, «поставив ее командование на второй план, как в политическом, так и военном отношении».[110]

Испытав в зимне-весенние месяцы 1919 г. политику «расказачивания» со стороны большевистской власти, донское казачество впоследствии стало одним из самых активных участников гражданской войны, выступая в качестве союзника белого движения. Однако этого нельзя сказать о других казачьих образованиях. Верхи кубанского казачества стали достойными продолжателями сепаратной политики донского атамана П. Н. Краснова.

Именно с их подачи все лето 1919 г. шли напряженные дискуссии об образовании южнорусской власти, в которой Деникину и его правительству с самого начала отводилась второстепенная роль. Не признавая всероссийского значения Особого совещания председатель кубанского правительства П. И. Кургановский заявил 16 мая 1919 г. на страницах «Вольной Кубани», что насущной задачей, выдвигавшейся в порядок дня, становилось «образование союза между государственными образованиями… Дона, Кубани и Терека» с тем, чтобы путем «федерирования снизу приступить к воссозданию России».[111]

И хотя Деникин вскоре пошел на значительные уступки, практически полностью передавая будущему Совету министров исполнительные функции и оставляя за собой лишь руководство объединенными вооруженными силами, тем не менее кубанцы продолжали всячески затягивать переговоры, в то же время, как свидетельствуют сводки, отложившиеся в фонде политической канцелярии Особого совещания, агитируя по станицам против добровольцев.[112]