Белое и черное

— Правда, потом я слышала, что он избавился от них, но когда приехала к нему в Хинодэ вечером десятого октября, то поняла, что это снова продолжается.

Присутствующие в комнате переглянулись.

Версия Сабухиро рухнула окончательно.

— Итак, вечером десятого октября вы были у Нэдзу в Хинодэ?

— Да, я как раз в тот день приезжала в Токио и заодно навестила его.

— По какому делу?

— Ничего особенного. Просто я знала, что он весной забрал к себе Юкико, и хотела посмотреть, как они живут.

— Во сколько вы к нему приехали?

— Вечером, чуть позже десяти. По-моему, было минут десять одиннадцатого.

— Довольно странное время для визита. Почему так?

Акико помолчала. Затем решительно подняла на собеседника увлажнившиеся от слез глаза.

— Расскажу откровенно. Я живу в Асия с мужчиной. Это китаец, из Тайваня. Он безумно ревнив, и когда я уезжаю в Токио, всегда организовывает за мной слежку. Ускользнуть от соглядатая мне удалось только к вечеру.

Так она на содержании этого китайца, сообразил Тодороку, теперь совсем другими глазами оценив ее наряд.

— Что же, расскажите подробно про тот вечер. Насколько нам известно, вы приехали автобусом?

— Да, выезжая из Осаки я выяснила, что есть автобусная остановка «Квартал Хинодэ», и решила, что так будет проще найти адрес, чем на такси.

— В автобусе вы спрашивали про Нэдзу у человека по имени Судо Тацуо?

— Так это был он… — Акико с остановившимся взглядом судорожно глотнула воздуха. — Нет, как его зовут, я не знала. Хорошо сложенный мужчина лет тридцати.

— Что было дальше?

— Имя Нэдзу было ему знакомо, но точно он припомнить не мог. Когда мы вышли из автобуса, на входе в квартал он обратился к молодому высокому парню. Тот юноша знал Нэдзу и проводил меня.

— Вы пришли к мужу примерно в десять минут одиннадцатого?

— Да. Я взглянула на часы, когда выходила из автобуса. Было пять минут.

— А потом?

— Увидев меня, Нэдзу очень удивился, а мне стоило лишь взглянуть на него, чтоб ощутить безграничное отчаяние.

— Что вы хотите этим сказать?

— У меня уже был горький опыт, и я с первого взгляда поняла, что он продолжает принимать наркотики. Таким людям ни до чего нет дела. А я… Меня никак не устраивает мое нынешнее положение, я так надеялась, что можно будет все начать сначала, жить мирно и спокойно своей семьей, пусть даже в бедности. Вот почему столь велико было мое отчаяние.

— Ясно. До которого часа вы у него находились?

Тодороку ненавидел себя за эти сухие вопросы. Но он полицейский, и для него в первую очередь важно убедиться в алиби Нэдзу.

— Выставить меня сразу он не мог. Боялся, наверное, что я подниму крик, и Юкико узнает, что мы от нее скрываем. Провел меня в большую комнату. Юкико была в соседней. По-моему, она не спала, но он так и не дал нам встретиться. Я пробыла там минут пятнадцать-двадцать, а потом Нэдзу принялся меня выпроваживать, и мы с ним ушли.

— Значит, это было примерно в половине одиннадцатого?

— Я не следила за временем, но примерно так.

— Рассказывайте дальше.

— Нэдзу хотел отправить меня автобусом, но мне нужно было многое у него разузнать, и я предложила пройтись до станции. Мы пошли через Хинодэ наискосок, чтобы срезать путь. Потом…

— Прошу прощения, — остановил ее Тодороку. — Вы слышали об убийстве хозяйки ателье «Одуванчик»?

— Разумеется.

— В тот вечер вы проходили мимо этого ателье. Вам ничего не бросилось в глаза?

— Абсолютно ничего. Я была так занята своими проблемами… Даже не помню, где мы с ним шли.

— Так. Продолжайте.

— Потом мы вышли напротив киностудии. А там — огромный луг… И я уговорила его, буквально силком затащила туда…

Ее нежное лицо пошло красными пятнами.

— Там есть такой склон, весь заросший травой…

Щеки ее покрылись румянцем, глаза затуманились.

— Мы уселись рядом, не глядя друг на друга. А за разговором обнялись и повалились на траву. Впрочем, нет, — она поспешно поправилась, — я не так сказала, вы ведь неправильно поймете. Не «мы повалились» — это я, я сама повалила его! Я… — и после небольшой паузы продолжила. — Конечно, тело мое пылало, я хотела его любви. Но было еще и большее: я хотела, чтоб он был мужчиной. Мужчиной, который не может в такой ситуации не взять женщину. Но — напрасно!

Произнеся это на одном дыхании, Акико закрыла лицо руками. Послышались тихие всхлипывания, между тонких пальцев просочились слезинки.

— Наркотики разъели его тело, лишили интереса к сексу. Нет, он не протестовал, он полностью подчинился мне. А сам при этом бормотал, что все равно ничего не получится. Так оно и вышло… Что ж, такое мне было знакомо, и я сделала все, чтобы разбудить в нем мужчину. Да, сама я снова зажглась, а он так и остался безучастным. Когда стало ясно, что опять ничего не вышло, я обхватила его за шею и разрыдалась. Его несчастье — это мое несчастье. А он только молча гладил меня по спине. Плакала я долго. Потом он сказал: я конченый человек, смирись с этим. И еще: пойдем, а то опоздаешь на последнюю электричку. В полном отчаянии я поднялась, и мы пошли к станции. Пришли мы туда около часа ночи.

Акико вытерла слезы и подняла на Тодороку прямой взгляд. Истерзанное мукой лицо было бледным.