Белое и красное

За спиной он услышал топот. Приближался казачий патруль. Один из казаков отделился от своих, почти вплотную подъехал к Чарнацкому, обдав его запахом конского пота и водочным перегаром. Какое-то время скакал рядом, внимательно приглядываясь и не переставая поигрывать нагайкой. Патруль исчез за поворотом, а этот все присматривался к Чарнацкому, хотя Ян всем своим видом дал понять, что не испытывает никакого интереса к всаднику. Наконец пришпорил коня, обдав Чарнацкого комьями грязи. «Вечная мерзлота, — вспомнилось ему. — Кажется, я должен быть доволен, что у него не было желания протянуть меня нагайкой по спине».

На Главной улице ему опять встретился патруль. Дамы в салопах, богато одетые мужчины радостными возгласами приветствовали казаков, героев дня. И юнкеров тоже.

Адвокат и на этот раз был в прекрасном расположении духа. Он вслушивался в цокот копыт за окном с таким восторгом, будто это скакали польские уланы.

— Я вижу, вы в хорошем настроении. Приятные новости из Петербурга?

Кулинский собирался было ответить, но вошла пани Ядвига.

— Спасибо, что вы меня увели с этого плаца, — обратилась она к Чарнацкому. — Едва вернулась домой, как там началось.

«Домой? Интересно, доволен ли адвокат, что Ядвига совсем здесь обжилась, — подумал Чарнацкий. — По всему видно, доволен».

— Я помешала вашему серьезному разговору?

— Ян спросил меня, какие новости из Петербурга. Ничего особенного. Более серьезные события произошли здесь, в Иркутске. Я считаю, это переломный момент. Но на вас наши разговоры о политике, наверное, наводят скуку…

— Я современная женщина.

В доказательство чего Ядвига закурила.

— Переломный момент потому, что власти уяснили себе, как слабы бунтовщики, вся эта солдатня. Стоит прекратить болтовню, не уступать, действовать — и сразу становится ясно, у кого преимущество. Демократия продемонстрировала свою силу.

— Она продемонстрировала пушки и казаков. — Ядвига выпустила струю дыма прямо в лицо адвокату. — И юнкеров.

Чарнацкий помнил, как отзывался Антоний о курящих женщинах, и подумал, что, пожалуй, Кшесинской все-таки не следует добираться до Намцы. Собственно, волноваться по этому поводу нечего, поскольку навигация на Лене уже закончилась.

— Не могу видеть этих самодовольных казаков. Как сейчас помню девятьсот пятый год… Первое мая в Варшаве. Мне удалось скрыться в подворотне на Иерусалимских аллеях, но на моих глазах, я сама видела, они убивали…

— Пани Ядвига, зачем вы прибавляете себе года. Вы не можете помнить, что было в девятьсот пятом году!

Комплимент свидетельствовал о том, что уважаемый адвокат неравнодушен к пани Ядвиге. Кшесинская насупилась.

— Солдаты, которых вчера разоружили, более симпатичны, чем те казаки, — произнесла она, выпустив дым в окно, решив, видимо, ничего не добавлять к сказанному.

— Вы предпочли бы, чтобы солдаты захватили город?

— Я ничего не предпочитаю. Не люблю казаков, юнкеров. И ничего с этим поделать не могу. Я, пожалуй, загляну в госпиталь к Тане, возможно, зайду к Долгих.

Когда Ядвига ушла, адвокат неожиданно предложил выпить кофе. «Не иначе у него ко мне дело», — решил Чарнацкий.

— Самый лучший кофе был когда-то в ресторане «Деко». Ты, наверное, знаешь, это фамилия владельца — пана Деко. Раньше в Иркутске все рестораны держали поляки.

— В «Деко» любил заглядывать мой прежний хозяин Петр Акепсимович Шнарев.

— Шнарев. Интереснейшая личность. Однажды мне довелось с ним встретиться. На сколько тянет сейчас его состояние?

Довольно конкретный вопрос. Адвокат, ожидая ответа, прищурил глаза, и — о, диво — Чарнацкому показалось, что в сарматских чертах Кулинского проглядывает Азия. Азия. Везде Азия. А ведь есть что-то общее между адвокатом и Петром Поликарповичем. Может, они похожи, потому что одного возраста?

— Он не Рокфеллер и не Морган. Но несколько миллионов у него есть. Классический пример человека, у которого только одна формула в отношениях с миром, людьми, природой. Иметь! Иметь! Брать!

И опять он подумал о вечной мерзлоте. Вспомнил, как во время банкета в фактории под Олекмой Никифоров недобро пошучивал, что каменный особняк Шнарева, сооруженный за огромные деньги из материалов, привезенных из Америки, осядет, завалится, поскольку ставили его против законов вечной мерзлоты.

— В своей Якутии у него, наверное, нет конкурентов?

— Есть. Стремление иметь всегда связано с конкуренцией. А то бы Рим до сих пор правил миром. Кто знает, возможно, сейчас это был бы выход. «А кофе на меня действует…»

— Шнарев — это меха?

Адвокат пропускал мимо ушей разглагольствования Чарнацкого, его интересовали конкретные вещи.