Белое и красное

Ванька Спирт, знаменитый на всю Сибирь бандит, даже ухом не повел, хотя ему и показалось, что комиссар в кожаной куртке навел бинокль прямо на него. У Ваньки были железные нервы, и он понимал, что снизу, с берега, его не видно. Ванька Спирт, несмотря на свой вес, мог вскарабкаться на любое дерево не хуже самого настоящего медведя, мог застыть, притаиться в ветвях, да так, что даже охотник-тунгус — а они-то уж так чутки к звукам тайги: умеют слышать любой ее шорох, шелест и даже молчание — проходил мимо Ваньки, ничего не заметив. Зато сам Спирт мог подкрасться незамеченным куда угодно. Взобравшись на лиственницу, разглядывал баржи. Понял, что царя-батюшку держат в трюме, под палубой, а все его сокровища везут на первой барже — углядел на палубе огромные сундуки.

С тех пор, а было это несколько дней назад, как выгнали его из шайки Витьки Березового, и, слава богу, этим обошлось, Ваньке не везло. В одной деревне его чуть было не убили мужики, приняв за конокрада. Ваня решил: самое время совершить какой-нибудь подвиг, чтобы его опять взял к себе Витька Березовой. Сначала он решил, не плохо бы добыть побольше самогону. С самогоном его бы приняли с распростертыми объятиями. И вот представилась такая оказия — сундуки с драгоценностями плывут по Лене.

Ванька смекнул, что сокровища там огромадные, коли их охраняет столько солдат с винтовками. Не вяленую же рыбу везут. Но ведь ему не поверят, если он придет к Витьке и скажет: так, мол, и так. «Не пойдет, Ваня», — ответят, и все тут. Надо что-то придумать. А что?

Последняя баржа с комиссаром, смотревшим в бинокль, проплыла мимо. Ванька слез с лиственницы и спустился в распадок, где его терпеливо ждал конь.

«Крепко спят ребята», — сквозь дрему отмечает Качмарек. Намитинговались за день. Холодновато. Он спрятал погасшую трубку в карман. Накурился сегодня сверх меры, а табак-то надо экономить. Подбросил в огонь поленья. Дров наготовили много, с запасом, старались вовсю. Может, и не сожгут все, что заготовили. Ну да не пропадет, что останется — погрузят на баржу. Посмеивались над ним его земляки-фронтовики, что взял он с собой на баржу песок, а получилось, у них одних всегда был кипяток. И в ледяную воду не было необходимости лезть. А реку надо знать. Хотя и загадочная эта река. Она куда больше его Варты. Говорят, летом даже берегов не видно. Сколько он уже повидал на своем веку рек? Варта, Лаба, или Эльба, Рейн, Марна, Волга, Ангара… А Висла? Висла — королева польских рек, это он еще из первой своей книги запомнил.

Где-то вверх по Лене мерцают отблески костров. Там остановились баржи, и больше далеко вокруг ни живой души. Разве что зверь в лесу. Местные жители любят припугнуть, мол, медведь может выбраться из кустов да наброситься, только ведь зверь, если ему человек не мешает, живет своей, звериной жизнью. А уж тому, кто два года на фронте провоевал, на самом страшном, на западном, что для него какой-то зверь, пусть даже и медведь.

Ребята спят крепко. Через час Качмарек разбудит венгра. И тогда уж сам храпанет. Сейчас нельзя. А сон того и гляди сморит его. Хотя это и чуткий, настороженный сон бывалого солдата, задремавшего на часах. Здесь-то что охранять? Медведь обязательно шум поднимет, когда станет продираться сквозь кустарник, да и камни посыпятся. Это не то что проклятые сенегальцы, которые изловчились да подкрались ночью к самым их окопам, будто духи. Только Качмарек и этих сенегальцев ухом учуял, поэтому и остался в живых. Перед взором замаячили знакомые картины… Родители, сестра, огород, спускающийся к озеру. Ага, это сигнал, значит, сейчас он заснет. Качмарек втянул голову в воротник шинели.

А Ванька Спирт доволен. Одна из барж — та, с царскими сокровищами, — далеко отстала от остальных. Как будто сама шла ему в руки: даже на ночь причалила к его берегу. Ванька видел, как рубили деревья, собирали сухие ветки. И вдруг его осенило, что ночью он уберет часового, оттолкнет потихоньку баржу и поплывет на ней. А через двести верст, там, где начинаются места, которые он знает как свои пять пальцев, выгрузит сундуки на берег, спрячет их, а баржу пустит по течению. Пусть догоняют. Но, похоже, баржа была тяжелой — Ванька видел, сколько солдат суетилось в воде, чтобы снять ее с мели. И он, несмотря на свою силищу, один вряд ли столкнет баржу с берега, куда втащили ее на ночь эти ребята.

Поэтому Ваня внимательно все разглядывал и запоминал. Наконец зевнул и отправился к своему коню, спрятанному в овраге, достал потертую медвежью шкуру, завернулся в нее и спокойно заснул.