Белое, красное, чёрное

Гостиница «Город Гамбург» считалась весьма респектабельной в Любеке. Отсюда, из окна, открывался великолепный вид старого ганзейского города. Неподалеку была церковь Святого Петра, а дальше маячили остроконечные крыши двух круглых башен городских ворот Холстентор. Справа была видна Мариенкирхе — церковь девы Марии тринадцатого века, а дальше церковь корабельщиков Святого Якоба. Прочные и красивые мосты были перекинуты через реку Траве. Но Дантес смотрел на город и не видел его, занятый своими думами.

— Нет ли новых постояльцев? — вдруг отрывисто спросил он. Лотта, занятая перинами и приятными воспоминаниями о недавно прошедших минутах, вздрогнула от неожиданно прозвучавшего вопроса и ни к месту сделала книксен.

— Ты что, не слышала? — с раздражением переспросил Дантес.

Лотта густо покраснела и заикаясь, сообщила, что сегодня с утра никто не съезжал, а прибыла пожилая знатная дама, которая будет ждать пироскафа «Траве» из Любека в Санкт-Петербург. А может пироскафа «Нева». Если ей захочется подольше побыть в Любеке.

— Узнай, как зовут эту даму, — распорядился Дантес, — и если еще кто-нибудь до вечера приедет, тут же сообщи. А что, фрау Марта осведомлялась о моем здоровье? И что ты сказала? — вопросы были заданы четко и Лотта с готовностью отвечала. Наконец, Дантес отпустил ее.

Спускаясь по лестнице Лотта с тоской думала, что ее «либлинг» скоро отправится в этот далекий Санкт-Петербург. А она останется опять со своим Йозефом. Ее «либлинг» был так изобретателен, так изыскан, не то что этот грубиян Йозеф, который валил ее на спину и так долго и нудно сопел, что Лотта только и думала, когда кончится эта пытка. А у «либлинга» все получалось так искусно, что Лотта млела от одного его прикосновения. И он за неделю не повторился.

А Дантес уже забыл о Лотте, об экзерцисах, которые, как он твердо был уверен, также как и обливания по утрам холодной водой, чрезвычайно полезны для здоровья. Второму его приучили с детства в иезуитском колледже, а к первому он пришел своим умом. К тому же ему было необходимо оттачивать свое умение. И не на дамах же из высшего света это делать! По крайней мере, не на первых же порах обольщения. Потом-то, в общем, они все одинаковы. Еще одним, очень важным пунктом, он считал вхождение в расположение старых дам. Тут должны были действовать совсем другие приемы. В общем, все не так просто, как кажется неискушенному человеку с первого взгляда. Это целая философия, и наука, впрочем.

В дверь опять поскреблись условным знаком. Это Лотта уже кое-что узнала и торопилась сообщить своему «либлингу». Дама, которая недавно приехала, русская. Но живет в Париже. Она жена генерала. Ее фамилия… Лотта с трудом произнесла прочтенную ею фамилию в регистрационном журнале:

— С-вет-шин, — и посмотрела на Дантеса.

— Светшин, — задумчиво повторил Дантес. — Данке шён, Лоттхен, — и потрепал ее за подбородок. Так как подбородок почему-то присутствовал в начале каждой их любовной игры, Лоттхен встрепенулась, но Дантес тут же охладил ее, велев отправляться и по мере возможности, разузнать все о русской даме.

У него была блестящая тренированная память, которая тотчас же услужливо подсказала ему: Свечина, батюшка, Свечина! Софья Петровна! Ну, какой же католик, особенно интересующийся Россией, не знает этого звучного имени! «Эгерия католицизма»! Как та нимфа Эгерия, которая жила в ручье возле священного дуба и давала советы римским императорам… Дантес прекрасно знал родословную этой дамы, где сверкали драгоценными алмазами представители российского императорского дома, покровительствовавшие католицизму. Предки Софьи Свечиной сыграли значительную роль в русской истории. Ее отец, Петр Соймонов, был сенатором и действительным тайным советником, а мать — дочерью генерала Ивана Волгина, известного историка, члена Российской академии. Дочь назвали в честь императрицы Екатерины II, которая при рождении была крещена Софьей-Августой-Фредерикой. Вскоре после рождения дочери Соймонов стал секретарем императрицы и обосновался в Зимнем дворце.

После восшествия на престол императора Павла I Софье была оказана большая честь: она стала фрейлиной императрицы Марии Федоровны. Не отличаясь красотой, но наделенная блестящим умом и обаянием, она пользовалась большим успехом в придворном обществе. Выполняя волю отца, Софья стала женой его друга, генерала Николая Свечина, который во времена Павла I занимал должность военного губернатора Петербурга. Супруг был старше ее на двадцать лет. В правление несчастного безумного Павла ее муж впал в немилость. Но как раз в это время начинается проникновение в Россию отцов-иезуитов. И какие блестящие имена! Честь и слава «Ордена Иисуса»! Они обратили в католицизм столько представителей знатных российских фамилий! В том числе и Софью Свечину. Сам Жозеф де Местр, тогда полномочный министр-посланник сардинского короля Виктора-Эммануила при царском дворе в России, был ее духовным отцом! Что и послужило одной из причин выдворения иезуитов из России при императоре Александре I.