Белое море (СИ)

— Морские твари доказали свою разумность: за столетия борьбы с ними мы в этом убедились. Каждый из нас кого-то потерял. В тот проклятый год в Сколлкаструме пролилось много крови, включая кровь моей семьи, которую мы оставили там для сохранности, надеясь, что стены замка защитят их. Не защитили, — привычным усилием я сдержал эмоции под маской, наблюдая, как искажаются лица драконов вокруг.

***

Все помнили страшный день, когда нам ценой многих жизней удалось отбить атаку морских тварей. Я был еще мальчишкой, не применявшим оружие на живых существах, но за время осады мне пришлось впервые лишить врага жизни, а потом — еще одного, и еще, еще, раз за разом усиливая родовую плеть, пока одежда не пропиталась моей и чужой кровью. После победы я не мог прийти в себя, все казалось, что нужно продолжать битву. Ярость пьянила. А потом пришло понимание. Отвращение. Мне хотелось раскаяться, но я видел перед собой лишь уродливые останки жителей кислотных морей, и не мог принять очищение, вернуть в сердце свет и мир. Нам сказали, что из Сколлкаструма пришел сигнал бедствия, и мы поспешили на помощь семьям. Их специально собрали в замке, последнем оплоте северян, где можно было обороняться в случае нашей неудачи. Но мы горько расплатились за гордыню и недальновидность.

Морских тварей действительно не стоило недооценивать: их войско разделилось, и, пока одна часть выступила против нас, другая отправилась на расправу с женщинами и детьми. Мои руки дрожали, когда я прорывался в замок. Несколько врагов оставили шрамы на моих плечах, но я даже не обернулся, только несся вперед, отбивался от тварей, оставляя их солдатам. В памяти остались образы руин, в которые превратились башни, завалы камней, на которых лежали жестоко изломанные тела. А я продолжал бежать, не замечая, что мой родной Сколлкаструм окрасили в красный, кровью наших северян. Поврежденное крыло не позволяло взлететь, но я не сбавлял темпа, впервые в жизни моля любые всевышние силы, если они существуют, чтобы моя семья оказалась жива.

«Ярогнев!» — раздался крик сверху, и я увидел тонкую фигурку сестры Ярославы, удерживаемую в воздухе двумя слабыми черными крыльями. Она пыталась спуститься, но потеряла сознание, и рухнула мне прямо в руки. Нас окружили преданные драконы, и я с ужасом смотрел на ее истерзанное когтями лицо. Крылья слабо дернулись, она открыла глаза, и тихим голосом попыталась что-то сказать, но из горла вырывался только хрип. Я боялся отпустить ее от себя, и один солдат закинул ее на плечо, чтобы мы вместе могли продолжить зачистку.

Дальше все смазалось в памяти: я рубил направо и налево, твари оказались в ловушке, мы добивали их без пощады. Всеслав получил ранение, мы с отцом пробивались к родным вместе. Иногда я оглядывался на Ярославу, чтобы убедиться, что она рядом, и потом снова погружался в неистовство битвы. В одном из помещений мы нашли мать и близнецов, драконицы вопили, и мы не сразу поняли, что дети мертвы. Отец побледнел еще сильнее, и спросил, где его старшая дочь. Мама была не в состоянии отвечать, служанки же рассказали, как она с оружием кинулась в гущу морских тварей, когда те прорвались в замок. Тут Ярослава пришла в себя, и кое-как сказала, что сестра осталась наверху, и разрыдалась с недетским отчаянием. Тогда мы поняли, что произошло. Я помчался по лестнице, не замечая усталости и бесконечных ступеней. Она не могла погибнуть, только не сестра! Она словно родилась с оружием в руках, она была самой сильной и смелой из всех дракониц, когда-либо видевших свет! Зацепился ботинком о тело, упал, кое-как поднялся, и побежал дальше, не обращая внимания на крики и призывы о помощи. Сестра была где-то там, я должен был спасти ее.

***

— Не защитили, ни стены, ни мы, — хмуро пробурчал Мацик.

Драконы из караула вяло ковыряли еду в тарелках — для всех это была больная тема.

— После этого мы перестали относиться к морским тварям как к совсем лишенным интеллекта существам. Они разумные, они соображают, бесспорно, иначе мы давно бы их истребили. Но они воюют с нами с умом, даже успели захватить однажды Сколлкаструм, а вот мы о них не знаем ничего, — едва сдержал гнев, затронув свою болевую точку. — Ни об их численности, ни об истоках их вида, культуры и языка.

— Языка? Разве у тварей есть язык?

— Они явно общаются между собой, раз сумели скоординировать ту давнюю атаку. Вербально или нет — другой вопрос. Но нам ничего не известно о враге, который о нас знает практически все.

Парни снова мрачно переглянулись, и обратили тревожные взгляды на меня:

— Так почему мы ничего с этим не делаем? — продолжал допытываться Мацик. — Почему господин Беломорский не отдал соответствующего приказа? Мы ведь только истребляем попавших в плен, или передаем в лаборатории для изучения, но еще не пытались вступить в контакт. Или пытались?

Я помедлил с ответом, понимая, что многое им знать не следует.

— Увы, о некоторых вещах мне запрещено распространяться.

— А что бы ты сделал, если у тебя была бы власть?

Компрометирующий вопрос, из-за которого мне пришлось разозлиться уже напоказ: