Белое отребье

…Руби тихо, как мышь, смотрит на заднюю левую лапу Бена, лежащую на краю дивана, парикмахер срезает шерсть, показывается маленький кусочек серой кожи, и собачьи губы снова приподнимаются – он не хочет, чтобы его шерсть состригали, на это должна быть его воля, и потом, если у него будет меньше шерсти на теле, он будет выглядеть глупо, – почему-то Руби кажется, что что-то тут не так, Бен такой хороший мальчик, любит всех и все вокруг, он влюблен в жизнь, он даже пытается играть с соседской кошкой, принюхивается к ней, пока она не шлепает его лапой по носу, и он убегает, обнюхивает Руби после того, как та погладила кошку, очень заинтересованный, и если видит другую собаку, то срывается вперед – поздороваться, он всего два раза в жизни дрался, оба раза с кобелями его возраста, – они дрались, а Руби стояла неподалеку на дороге, смеялась, показывала пальцем, спрашивала маму, говорят ли собаки и кошки на одном языке, у него большие уши и все время шлепают, мама называет его мультяшным псом – слишком уж дружелюбный, но он не будет вести себя хорошо, когда придут ночные грабители – с ними-то он не станет церемониться, если же другие собаки нападают на него, он отступает, машет хвостом, никаких переживаний, – просто он так себя защищает, в каждом видит только хорошее, да и Руби точно такая же, люди всегда говорят, что у нее доброе сердце.

Человек в белом пальто вовсе не парикмахер – он лезет в сумку, достает вату и банку с мазью, шприц с длинной иглой, маленькую бутылочку с жидкостью, – Руби смотрит, распахнув глаза, потом зажмуривается, вспоминая рассказы о том, как мама и папа в первый раз принесли Бена домой, – давно, еще до того, как она сама родилась, – ей нравится слушать, как он был трехмесячным щенком и так жадно ел свою еду, что они было подумали, что он заболеет, ему все еще нравится желе, большие куски мяса, он прямо как ребенок, живущий в чьем-то саду, вначале испуганный, – мама говорит, он думал, что умер и попал на небеса, – а теперь он живет в этом доме, где его так любят, люди могут быть жестокими, представьте себе, он раньше в доме-то никогда не бывал, прожил все три месяца в собачьей конуре, а ведь Бен такой красивый мальчик с этим белым воротничком на черной шее, с белым пятном на животике, – любит, когда ему чешут животик, – сперва он даже боялся выходить на улицу, опасаясь, что его не пустят обратно, и когда он разбегался, чтобы запрыгнуть на диван, у него не получалось, потому что он раньше никогда такого не делал, пробовал снова и снова, пока у него не получилось, он долго пытался понять, как же взбираться по лестнице, мама его приподняла и поставила его передние лапы на ступеньку, и после нескольких шагов он понял и побежал наверх быстро-быстро, как только мог, – вертолет включает прожектор, уже темно, хватит этих воспоминаний.

Руби покидает широкую улицу и бежит вдоль аллеи, срезая путь, начинаются маленькие домики, с которых цемент свисает хлопьями, сосульками, домики похожи на замороженные арктические скульптуры, игрушки из двух частей – древесины и красок, земля под гравием и высушенные рощицы деревьев рядом с домами, квадрат травы, совсем незаметный, – эта однообразная каша заканчивается, и запах рыбных палочек доносится из окна первого этажа дома, электронное биение сердца, новый оранжевый байк и флюоресцирующий скейтборд, брошенные стройматериалы, кирпичи и ступка, червеобразные капли асфальта выглядят так, как будто был отлив, после которого остались фигуры из песка, – Руби останавливается, чтобы передохнуть, может быть, полицейские потеряли ее, она решает, в каком направлении идти дальше – туда или сюда, пот покрывает ее кожу, направо или налево – первый путь быстрее, зато второй безопасней, множество столбов и сужающихся дорожек, на улицах зажигаются фонари, но тускло, две толстые женщины в тренировочных костюмах и кроссовках стоят перед входной дверью и болтают, попивая из алюминиевых баночек диетическую пепси-колу, неожиданно раздается рев, и воздух снова свистит – вертолет нарушает все правила игры, пугает детей, и женщины мгновенно понимают, за кем охотится вертолет, они говорят Руби, чтобы та ныряла вон туда, в узкую горловину темной тропинки, – все будет в порядке, если она пройдет между домами, – долю секунды Руби раздумывает, словно замороженная в луче прожектора, а мозг отсчитывает время.