Белое пятно на карте

Причину столь быстрой перемены в настроении Лены Тил знал, он знал о ней вообще ВСЕ. Она жила одна в этом старом и довольно большом доме. Мать умерла лет восемь назад, а отец — всего три месяца. Иметь более одного ребенка в «их кругу» было как-то не принято, поэтому братьев и сестер у Лены не было. Был, правда, человек, которого Лена любила и который утверждал когда-то, что любит ее. Но, проведя вдвоем с Леной неделю на даче и выяснив, что ни машины, ни сколько-нибудь приличной суммы на сберкнижке у Лениного отца нет, ее знакомый как-то сразу к Лене охладел. Потом он вообще исчез, а года через полтора Лена случайно узнала, что он женился на директорской дочке, с машиной, квартирой и тому подобными достоинствами. А Лена осталась одна. Нет, она не обиделась на всех мужчин и на мир вообще: она прекрасно понимала, что один проходимец — это еще не весь свет. Но осадок в душе остался. Так и жила: был жив отец — все душевное тепло отдавала ему. Но вот отец умер, и краски вокруг поблекли, потускнели. Лена попробовала с головой уйти в работу, но только лишний раз подтвердила старую истину: от себя не уйдешь…

— Вот и хорошо. Представим, что мы в твоем кругу, — как можно беззаботнее произнес Тил, внимательно следя за реакцией Лены. Та отвлеклась от грустных мыслей и целиком переключила внимание на Тила.

— Ты, конечно, хочешь узнать, кто я и почему у меня сломана ключица? — спросил Тил.

Лена кивнула.

— Я — инопланетянин. Настоящий. Живу очень далеко отсюда, не могу сказать, как далеко. Кстати, у тебя есть карта звездного неба?

Лена опять кивнула. Глаза ее были широко раскрыты, и в них читались любопытство и недоверие.

— Принеси, пожалуйста, — попросил Тил.

Лена вышла в другую комнату и спустя минуту вернулась с потрепанным учебником астрономии для десятого класса.

Тил полистал учебник, нашел карту и с любопытством стал се рассматривать. Потом вздохнул, прикинул что-то в уме и достал из кармана здоровой рукой длинный предмет вроде авторучки.

— Что это? — спросила Лена.

— Это? Карандаш, — ответил Тил. — Он практически вечен, так как использует воздух, превращая его в краситель. Его можно подарить, потерять, но исписать нельзя.

Тип немного помедлил и решительно обвел кружками две точки на карте.

— Вот. Этот кружок — светило, в системе которого я обычно живу. А это — звезда, куда я направлялся в гости. На планету Оркни, к своему другу Лону.

— А как же ты оказался здесь? — низким от волнения голосом спросила Лена.

— Не знаю, — задумчиво отозвался Тил. — Кажется, произошел сбой, была упущена настройка, и вот — результат…

— Не понимаю. Какой сбой, какая настройка? А где же твоя ракета? Или у тебя «летающая тарелка»?

— Лена, это довольно трудно объяснить. У меня нет ракеты… Скажи, у вас, на Земле, есть люди, которые могут мысленно разговаривать друг с другом, двигать предметы усилием мысли?

— Ну, у нас часто об этом пишут. Но это же шарлатанство. Наука считает…

— Нет, Лена, это не шарлатанство! Это первые признаки того, что ваша цивилизация начинает взрослеть. Дело в том, что энергия мысли — это сила, которой пользуются цивилизации, по уровню развития стоящие значительно выше земной. Это будет и у вас, не скоро, но будет. Один человек, используя свое мыслеполе, может передвигаться в пределах планеты. Двое, установив мысленный контакт, могут перемещаться внутри своей солнечной системы. Трое — в пределах галактики, и так далее. Для перемещения предметов условия несколько иные.

— Неужели это возможно, Тил? — прошептала Лена.

— Но я же здесь, — улыбнулся Тил. — На Оркни меня ждал Лон, мой друг. А дома провожала подруга. Перед путешествием мы втроем установили мысленный контакт. Это как ниточка протянутая от планеты к планете, от человека к человеку. И по той нити скользил я. Должен был скользить… Понимаешь, само путешествие длится недолго, одну—две минуты. Но впереди мена должен кто-то ждать, а позади — думать обо мне. Всего две минуты. У вас это называется — крепкий тыл. Но, очевидно, там что-то случилось…

Лена задумалась, потом стала расспрашивать Тила, интересуясь деталями. Тот подробно и очень вежливо отвечал ей, но затем, незаметно для самого себя, задремал…

Проснувшись, Тил увидел, что уже утро и он один в большой комнате. Тил приподнялся. Рука и плечо почти не болели. Он ощупал их — боль не ушла, но стала вполне терпимой — очевидно, перелом уже начал срастаться. Это было приятной неожиданностью: кажется, индекс лечения был подобран правильно.

Возле дивана, на стуле, на котором вчера сидела Лена, стояло что-то, накрытое салфеткой. Сверху белела записка:

«Тил! Это завтрак, ешь побольше и поправляйся. В соседней комнате — телевизор и книги. Я на работе, буду в семь вечера. Лена».

Тил осторожно снял салфетку. Внешний вид завтрака его озадачил, но, помедлив секунду, он мысленно махнул рукой и начал есть. Еда ему понравилась, хотя по вкусу и калорийности заметно уступала привычной.