Белое Пламя

— Раз уж ты тут остаёшься, — проговорил Яков, — то хочу, чтобы ты сразу уяснил несколько правил. Первое: в моём доме не будет никаких гульбищ с дружками. Не будет никаких девок, утром убегающих с сеновала. Никаких разборок и неприятностей. Бездельников и нахлебников я тоже не потерплю. Нарушишь, — мужчина исподлобья посмотрел на юношу, — пожалеешь.

Зрачки Алена вытянулись на манер кошачьих, окаймляясь жёлтым в синих глазах. Яков только успел услышать короткий звериный рык. Ален двигался так быстро, что никто не успел заметить, как он, только что сидящий у стола, вдруг оказался у стены, прижав меч к горлу побледневшего Якова. Мужчина краем сознания отметил, что меч у парня необычный, полуторной заточки на треть лезвия. Глаза юноши полыхали жутким, доводящим до обморока жёлтым блеском.

— Запомни, — прошипел он Якову в лицо, — я — Ален, архимаг Белого Пламени, высший боевой магистр ордена Грифона, герой великой войны империй, кавалер Семиконечной Серебряной Звезды и ордена Славы Сильены, Белый командор, и никто не смеет приказывать мне. Даже сам император! Я Зверь, которого лучше не злить. Запомни раз и навсегда, человечек, крыса тыловая, я пришёл сюда не по своей воле, будь моя воля, меня бы здесь уже не было. Это дом Карины, а не твой. Пока она желает меня видеть, я буду здесь, и не считай себя старшим. И ещё…

Тут его облик неуловимо изменился мысленно произнесённым заклятием, и проявилось почти то же лицо, но другое, и на шесть лет моложе. Отняв меч от горла мужчины, юноша отступил на шаг. Яков поражённо выдохнул.

— Г-грань и Купол! Быть не может… Ты… Белый командор?! Невозможно… Глазам не верю…

— Да уж поверь.

Яков назвал его тем же именем, что и мать при первой встрече.

— Ты ли это? — поразился мужчина.

— Возможно, когда-то меня звали так. — Неуверенность и горечь прозвучали в словах волшебника, впрочем, быстро сменившись обжигающей яростью. — Но ни ты, ни кто другой отныне не будет меня называть прежним именем. — Иллюзия рассеялась, и перед Яковом вновь стоял тот, кого он встретил, войдя в дом. Голос дрожал низким рыком: — Я - Ален. И никак иначе. И если кто-нибудь узнает о том, кем я был до войны… я буду убивать.

Яков смог только кивнуть, окончательно потеряв дар речи. Карина молча смотрела, ни во что не вмешиваясь. Ален повернулся к матери.

— Мне надо руку залечить и отдохнуть — я в Марьковке умертвие извёл и не восстановился до сих пор. Так что я наверх. А вы тут поговорите…

Ален повернулся и пошёл в сторону лестницы, стараясь не показывать, как сильно его шатает. Едва сдержанный приступ звериной ярости вымотал юношу окончательно. Впадая в гнев, он не мог успокоиться, не попробовав крови, и благодарил богов, что в этот раз удалось сдержаться. Он не стал говорить о том, что меч, порезавший руку, недавно отрубил голову нежити, после чего не был продезинфицирован.

— Ал, может лучше в своей комнате ляжешь? — спросила мать.

— Не, мамуль, я лучше наверх, — отмахнулся парень.

Он дошёл до койки и тут же рухнул сверху на одеяло, не раздеваясь. Уснул почти мгновенно, едва успев шепнуть слова заживления и восстановления.

Пока Ален спал тяжёлым беспокойным сном, между мужем и женой состоялся обстоятельный разговор.

Яков был уверен, что его пасынок не в себе. Карина отвечала, что она не слепая и всё прекрасно видит. Просто её старшему ребёнку нужно было время, чтобы прийти в себя, распрощавшись с войной. А ещё немного поведала о том, что Ален рассказывал ей о войне.

— Там было страшно, Яш. Так страшно, как никто из нас и представить не может. И этот страх шесть лет длился. О сотне Грифона слышали все мы. Легендарная сотня, самые лютые, самые сильные. Их боялись и свои, и чужие… — говорила Карина, убеждая мужа.

Яков молчал, не глядя на жену.

— Хорошо, — в конце концов кивнул он. — Я помогу чем смогу и как смогу.

— Ты, главное, не препятствуй, Яш, — попросила Карина.

На этом разговор они закончили. Карина уложила спать маленькую Яночку. А Яков ещё долго сидел и смотрел в никуда, размышляя о том, сколько же ещё таких страшных, кровавых осколков войны разбросано по миру. Их считают героями. На самом деле, они — изгои…

Ален не вставал семь дней. Его сжигала жестокая лихорадка. Царапина на шее воспалилась и нестерпимо болела. То же было и с рукой.

— У меня же иммунитет… — стонал в горячечном бреду маг. — Иммунитет… я не могу заразиться… я не могу болеть… иммунитет…

Но он осознавал: огромной затраты энергии потребовало лечение маленькой Лики. Почти все силы ушли на медленное и филигранное удаление опухоли, прораставшей внутрь печени девочки. На умертвие сил просто не хватило. Ален чудом победил в том поединке. Обессиленный, он не смог до конца сдержать заразу смерти. Его тело ослабло и поддавалось страшному проклятию мёртвой магии.