Почему же Советский Союз довольствовался ролью «певца за сценой», не являлся официальным участником переговоров или посредником на них? Хотя прямого приглашения выступить в первом или втором качествах нам не поступало, в том числе и от наших кубинских и ангольских друзей, мы, наверное, могли бы «организовать» подобный полнокровный статус. У нас обсуждался такой сценарий, более того, на всякий случай имелось решение ЦК о возможности непосредственного подключения к переговорам на той из стадий, когда должен был обсуждаться вопрос о гарантиях. Но ангольцы и кубинцы промолчали, соответствующих предложений нам сделано не было, и в этих условиях у нас было немного вариантов кроме сознательного самоограничения.
Не было ли это ошибкой? Вопрос имеет право на существование. Но поступили мы правильно. Я был в этом уверен тогда, то же думаю и сейчас. Не говоря уже о том, что не очень продуктивно иметь двух посредников (последующие попытки действовать таким образом, например, на Ближнем Востоке, подтвердили это), функция неофициального представителя давала большие возможности с точки зрения свободы действий. Кроме того, менять сложившуюся уже ряд лет композицию, требовать для себя переговорное кресло — это могло бы затянуть дело, а фактор времени имел серьезное значение. То, что мы не видели непосредственно за столом переговоров, имело и свои преимущества: положение как бы над дискуссионной схваткой позволяло не быть чересчур в ней заангажированным. Мы предметно работали на основных участках переговорного процесса, использовали весь арсенал дипломатических средств, включая порой редактирование документов[70]
.Роль СССР в урегулировании на Юге Африки была «структурно важна», отметил профессор У. Зартман, эксперт по урегулированию кризисов, в том числе и южноафриканского, в разговоре со мной 17 ноября 1999 года в Вашингтоне. «Без советско-американского сотрудничества эта сделка никогда бы не имела места». По словам профессора, главное в том, что мы подталкивали наших друзей к соглашению, а не отговаривали от него.
Действительно, нетрудно предположить (отталкиваясь от противного), насколько тяжелее, а фактически невозможно, было бы достигнуть договоренностей, если бы СССР вдруг решил препятствовать этому.
Разумеется, наше отношение к посредничеству американцев и соответственно степень взаимодействия с ними прошли через различные стадии. Не исключаю, что до 1986 года оно было прохладным, что эпизодически мы вставляли палки в колеса. Действовала конфронтационная логика, но такой она была с обеих сторон. Вместе с тем позиция на полное блокирование переговорного процесса никогда не была нашей. Очень быстро выявилось, что главное расхождение не в том, нужно ли урегулирование или нет, а в том, каким ему быть. Поначалу обе стороны, как это обычно бывает, стояли на запросных позициях. Думаю, что американцы отошли от них позже, чем мы, и в большей степени, чем мы. Все же их программа-максимум предусматривала не только решение основного ядра проблем (уход из Анголы и ЮАР, и кубинцев плюс независимость Намибии), но и дополнительный приз — приведение к власти Савимби или по меньшей мере раздел власти. В конце концов американцы снизили свои ставки. Нам было в этом смысле легче. Мы постоянно исходили из того, что выгодное нашим друзьям устроит и нас. Сверх этого, говорили мы, ничего не попросим. И не попросили, выдержав эту линию до конца. И, что немаловажно, сохранив у власти дружественное нам правительство в Луанде и не испортив отношений с кубинцами (это последнее пришло позже, но, к счастью, ненадолго).
Но следует ли из этого, что можно считать нашу линию безгрешной и безошибочной? Думаю, что я показал, что это не так. Возможно, самая главная ошибка была совершена в конце 70-х годов, когда мы не мудрствуя лукаво «влезли» в Анголу и застряли там, не сумев помочь решить проблемы, возникшие после того, как к власти пришло дружественное нам освободительное движение[71]
. Дальнейшая цепь событий, далеко вышедших за пределы южноафриканского региона, вписалась в более широкую конфронтацию с США по всему миру. Ангольское же «действо» имело дополнительную негативную нагрузку, поскольку увеличивало иллюзию того, что противостояние с Западом в «третьем мире» можно выиграть.Вместе с тем американские историки неправы, когда почти единодушно утверждают, что СССР действовал на Юге Африки в середине 70-х годов, якобы не встречая сопротивления со стороны Соединенных Штатов, изображаемых в качестве наивных приверженцев разрядки напряженности. Да, американцы на какое-то время прекратили открытую военную поддержку одной из противоборствующих сторон. Но не из-за того, что присягнули разрядке. Их союзники в регионе потерпели военное поражение, а стоять на их стороне до конца американцы не решились: слишком свежа была в памяти многолетняя трагедия Вьетнама, чтобы залезать в новую авантюру далеко от своих берегов. В пропаганде же действия США были представлены как благородное следование принципам разрядки, которые предали «вероломные Советы».