Белое солнце пустыни 70 лет спустя

Нещадно палило солнце. Федор не спеша плелся по песчаному морю. На его спине висел плотно набитый вещмешок, на плече болтался автомат, на поясе висело три фляги с водой. Он шел уверенно – более не сомневаясь в точности своего пути. До ближайшего населенного пункта оставалось менее десяти километров. До наступления ночи можно вполне успеть, даже несмотря на ужасную жару.

Федор покинул свое убежище еще ранним утром, чтобы как можно скорее уйти с места боя. Он шел уже несколько часов без отдыха. Вокруг не было ничего кроме песка. Безветрие и удивительная тишина. Ветер хотя бы завывал в ушах и заставлял переливаться с дюны на дюну песчаные потоки, от чего слышался странный шепчущий звук. От этой тишины можно было сойти с ума. Слышны только собственное дыхание и стук сердца. И полная пустота в голове, ни одна мысль не лезет. Федор вдруг почувствовал страх – страх того, что он растворится в этой пустыне, превратится в ничто, поглощенный огромными волнами песка.

-Нет уж, надо о чем-нибудь думать, иначе я действительно свихнусь, – подумал он, -только вот о чем?

Может письмо сочинить? Только вот кому? Девушки у него нет. Точнее уже нет, но на то особая история. Может, матери?

-Стоп! – вдруг отчаянно вскрикнул Федор.

Пустыня, письмо и вообще все это где это я уже видел. Это, что, приступ Дежа вю? Или…

Боже мой! Как же я мог забыть о прадедушке!

Несмотря на жару, на лбу у Федора проступил холодный пот. Ноги стали ватными, а руки задрожали.

-Да не может этого быть!!! – с этими словами Федор остановился, как вкопанный.

Как это могло получиться? Бред какой-то!

Однако ж все это было самой настоящей реальностью. Вот и тема для размышлений. Да еще, какая тема!

-Итак, дорогой мой неизвестный читатель. Я не знаю, для кого сочинять это письмо, поэтому буду сочинять для тебя. Ведь есть же «неизвестный солдат». Почему бы не быть «неизвестному читателю»?! – стал думать Федор, чтобы отвлечь себя от созерцания пустыни. -Похоже на то, что где-то там на небесах заела какая-то вселенская пластинка. И заела она конкретно, это я вам с уверенностью могу сказать. Поскольку я этому яркое подтверждение. Ведь я, черт побери, правнук того самого Сухова. И зовут меня точно также.

Уж не знаю, каким образом узнали о подвигах моего прадедушки киношники, но было это все на самом деле. Конечно не совсем так, но было. Так или и иначе, но после гражданской войны мой доблестный предок вернулся домой к своей жене – разлюбезной Катерине Матвеевне и трем детям: двум сыновьям и дочке, о которых в фильме почему-то не упоминалось. На радостях у них родился еще один сын. Но случилось так, что все сыновья погибли. Младший вовремя коллективизации, двое старших на войне. Дочь – Мария Сухова вышла замуж. Но фамилия Сухов сохранилась, так как у ее избранника была “подозрительная” фамилия Троцкий, взятая им еще во времена красного террора в честь товарища Троцкого – наиболее последовательного сторонника этой идеи. По понятным причинам, когда Троцкий не выполнил задание своих хозяев-банкиров и смотал за рубеж, носить эту фамилию стало опасно, поэтому муж взял простую русскую фамилию жены. У Марии родилось два сына: Иван и Кирилл. К этому моменту семья уже переехала из нашей деревушки, от которой сейчас не осталось ни кола ни двора, в уездный город Энск. Братья выросли. Иван женился на Клавдии – моей матери. И в 1971 году родился я. Добавлю, что папаня мой и брат его были мужиками конкретными, любили справедливость, любили за нее подраться. Кирилл в большей степени, Иван в меньшей. Мой дядька окончил свои дни еще в семьдесят третьем, убитый в драке – вступился за кого-то. После смерти брата отец мой стал пить, хотя и честно трудился на заводе, а потом поехал как-то в отпуск и не вернулся. Написал матери письмо, что ушел к другой. Вот такая вышла справедливость… Так мне пришлось вступить в самостоятельную жизнь, идти в путягу, работать и все такое. А потом я попал в армию. Вот такая история у моей семьи. Как говориться, от А до Я.

Федор внезапно оборвал свои размышления, потому что услышал чей-то голос. Голос раздавался из-за небольшого бархана, к которому Сухов приближался. Там кто-то неразборчиво пел, точнее ныл, а не пел. Медленно так, заунывно, как в мечетях во время молитвы.

-Черт, чтобы это могло быть?

Федор зашагал быстрее. Чем ближе он подходил к источнику звука, тем яснее слышалось, что это какое-то странное то ли нытье, то ли мычание. На секунду ему показалось, что это не человек, а животное. Но только на секунду, потому что когда он поднялся на самый верх бархана, он увидел, что это был человек.

Сухов закрыл глаза и заткнул уши. И повторил про себя: – Сейчас это исчезнет, исчезнет, я открою глаза, и все исчезнет…

Он открыл глаза, но ничего не исчезло.

-Ну нет! Этого уж точно не может быть!

Не сошел ли я с ума? Или я попал внутрь фильма?

Федор оглянулся назад, словно в надежде увидеть за своей спиной кинокамеру. Так и казалось, что режиссер, не вставая из своего кресла, сейчас скажет:

-Все, стоп! Снято!