Белое солнце пустыни

— Вот список, — подскочил к нему Петруха, вынув, из кармана лист бумаги.

Сухов взял список, некоторое время разглядывал его, потом приступил к перекличке.

— Зарина, Джамиля, Гюзель… — читал он имена женщин, а те одна за другой выстраивались перед ним в шеренгу, как солдаты. — Саида, Хафиза, Зухра, Лейла, Зульфия, Гюльчатай…

Гюльчатай в сторонке на песке играла с черепахой.

— Гюльчатай! — Сухов повысил голос Гюльчатай, бросив черепаху, подбежала к остальным женщинам.

— Напра… — крикнул Сухов, когда она заняла свое место в шеренге, и… вспомнил вдруг свою супругу Екатерину Матвеевну. Она стояла, прислонившись к молодой березке, такая далекая, такая непохожая на этих закутанных в чадры женщин пустыни…

— За мной, барышни, — скучно сказал Сухов, так и не закончив команды.

Тяжело вздохнув, он зашагал по песку. Женщины гуськом заспешили следом; за ними шел Петруха. Саид верхом на коне замыкал «колонну».

А Сухов мысленно писал бесконечное письмо своей Катерине Матвеевне:

«Душа моя рвется к вам, ненаглядная Катерина Матвеевна, как журавль в небо. Однако случилась у нас небольшая заминка… Полагаю, суток на трое, не более, а именно: мне, как сознательному бойцу, поручили сопровождать группу товарищей с братского Востока. Отметить надобно — народ подобрался покладистый, можно сказать, душевный, с огоньком, так что ноги бегут по горячим пескам в обратную сторону, потому как долг революционный к тому нас обязывает…».[1]

Они подошли к Педженту в разгар солнечного дня. Пыльный, каменный, одноэтажный городишко, отделенный от пустыни полуразрушенной стеной, был заметен издали по причине дворцовой постройки с куполами и минаретами, возвышавшейся над пологими барханами пустыни.

Сухов продолжал свое письмо:

«Еще хочу сообщить вам — дислокация наша протекает гладко, в обстановке братской общности и согласия. Идем себе по пескам и ни о чем не вздыхаем, кроме как об вас, единственная и незабвенная Катерина Матвеевна. Так что вот зазря убиваться не советуем. Напрасное это занятие…».

Миновав несколько кривых улочек города, Сухов и его спутники вышли к Педжентскому дворцу. Щедро украшенное резьбой по камню и изразцовым орнаментом главное здание дворца было окружено высокой стеной. Дверь, ведущая во внутренний двор, была заперта. Над ней висела вывеска: «Музей Красного Востока».

Сухов постучал в окованную железом дверь. Тотчас же, будто их ждали, из-за нее последовал ответ:

— Умоляю, только не в музей! Здесь в еличайшие ценности!

Голос был взволнованный, с чистым русским произношением.

— Погоди, — сказал Сухов, — открой дверь… Ты откуда взялся? — спросил он, увидев на пороге пожилого русского человека с бородкой клинышком и тюбетейкой на голове.

— Я хранитель музея. Моя фамилия Лебедев.

— Понятно, а где население?

— Спряталось. Прощу вас, уведите отсюда гарем, здесь величайшие ценности!

— Вот что, товарищ хранитель, — строго сказал Сухов, — эти девять освобожденных женщин Востока — тоже величайшая ценность. И давайте не спорить. Вопросы есть? Вопросов нет. За мной!

Сухов отодвинул хранителя и шагнул во двор. За ним последовали Петруха и женщины.

Лебедев остался у двери; он растерянно смотрел на бандита из шайки Абдуллы, который следил за ним из-за колонны, угрожающе выставив револьвер.

Сухов вытащил из кармана гимнастерки список.

— Джамиля, Зарина, Гюзель… — приступил он к перекличке. Все женщины оказались на месте, кроме Гюльчатай, которая разглядывала вывеску музея.

— Гюльчатай! — повторил Сухов. Торопливо перебежав двор, та заняла свое место. Второй бандит в чалме выглянул с галереи второго этажа. В левой руке он держал ломоть дыни.

— До свидания, барышни, — сказал Сухов и передал список Петрухе.

— Может, еще денек побудете, товарищ Сухов? — взмолился тот.

— Да не робей, Петруха, — бодро сказал Сухов. — Завтра придет Рахимов, заберет тебя отсюда.

Бандит в чалме с удовольствием ел дыню.

Саид сидел, поджав под себя моги, у стены, за дверью музея, и негромко напевал себе что-то под нос.

— Ну, Саид, счастливо оставаться, — сказал ему Сухов, — а я только в море ополоснусь и в дорогу… Смотри, больше не закапывайся…

Саид, продолжая напевать, смотрел вслед Сухову, спускающемуся к берегу моря.

Бандиты напали на Петруху, как только Сухов покинул дворец. Жестоко избив его, они выгнали жен Абдуллы на улицу.

Петруха остался лежать ничком на каменных плитах музейного двора. Лебедев подбежал к нему, плеснул на окровавленное лицо воды…

Сухов вышел на окраину Педжента, к морю, туда, где кончалась железнодорожная ветка и стояло несколько нефтяных баков, вдалеке на железнодорожном пути, едва заметном, а кое-где погребенном барханами, виднелась одинокая цистерна. Вдоль линии тянулись телеграфные столбы с оборванными проводами.

На берегу, метрах в двадцати от моря, лежал, опрокинувшись на бок, довольно большой баркас.

Сухов разделся, нырнул в воду и с удовольствием поплыл…

С баркаса за ним наблюдали два человека: русский унтер и бородатый азиат в меховой папахе. Когда он отплыл достаточно далеко, унтер спрыгнул на песок…

Искупавшись, Сухов вылез на берег и подошел к своим вещам.