Мне думается, что на днях мы будем в Пекине, так как наши войска всего только в 8 верстах от него. Но мы все время стоим здесь. Училище – в вагонах. Паршивая обстановка, так как все сознают бесцельность такого положения. Тарасов плачет в жилетку и пишет рапорта, которые никто не читает. Вчера опять говорили с Чеховым, а он – с Милофу. Но Милофу сказал, что все это требует коренной ломки, а потому надо обдумать все как следует и уже сделать все по приезду в Цинанфу. Чехов согласился и будет ждать 9-го апреля. Если завтра не едем, то выписываем сюда Михайлова и здесь разрешаем все задачи. Проект разработан Чеховым, но с ним не согласен Тарасов. Это не так важно, так как Тарасов – пассивная величина и никакой угрозы он не приведет в исполнение. Юнкера говели, в день Благовещения – причастились. Следовало бы их построить перед церковью, поздравить, сказать подобающее сему слово. Увы, начальник училища, одетый в плащ и в фуражке по уши, нашел это неудобным, а Чехов не догадался это сделать. Шляпа на шляпе и шляпой погоняет. Николай Дионисьевич занят исключительно своими делами и делает гримасы, когда говорит о военщине. Один Терлин что-нибудь значит. У меня невольно симпатии склоняются к Нечаеву. Правда, там пьянство, но здесь я не вижу ничего хорошего. Дело не поставлено как следует, и главное – есть желание работать у всех, кроме верхов. Николай Дионисьевич ведет разрушительную работу, думает, что он может опереться на Бычкова и Сидамонидзе. Это заблуждение. Получается грандиозный обман. Ради какого-то мифа обманывать людей, и все мы должны с явным ущербом, как моральным, так и материальным, поддерживать бестолковое хамство против Нечаева! Для чего же? Будь что-нибудь лучше здесь, тогда можно было бы согласиться, но ведь ничего нет! Все не лучше, а хуже. Завтра хочу поговорить с капитаном Дюкшеевым и, если ничего путного не выйдет, постараюсь попасть к Лю или же к Нечаеву. Здесь быть среди бабьих душ и гама нет ни смысла, ни цели. При такой обстановке свои дела никогда не сделаешь. Как жаль, что я так тупо провел время в Харбине! Нужно было изучить английский язык. Это бы обеспечило бы меня. Надо будет заняться им. В Китае живо ощущаешь этот пробел. Вот уже сколько времени я живу в Тяньцзине, не нравится мне он. Город – дрянь. Пыли много, зелени почти нет. Среди улицы – грязища, как и в европейской концессии. Тоска ужасная. Уже в 7–8 часов вечера на улицах пусто. Здесь, гуляя вечером в форме, можно нарваться на малоприятные встречи. В штатском же костюме вечером домой можно вообще не попасть, так как не пропустит караул. Бродил среди китайских кварталов и должен сказать, что видел хорошеньких китаяночек с красивыми чертами лиц. Видел и другое. Сначала думал, что это театр или иллюзион, а это похороны. Масса яркого света, и это ночью, от множества электрических ламп. Было что-то феерическое: одних только лошадей с всадниками 30–40. Целый эскадрон. Затем множество всяких вещей. Идут после множества одетых в красивые шелковые одежды людей! Дороговато стоит умереть китайцу. Видел интересную свадьбу. Вообще у китайцев опрятность – высшая, конечно, у богатых. Беднота же хуже нашей. Особенно много теперь беженцев с разоренных войной мест. Их особенно много я видел на вокзале. День проходит зря. К вечеру очень устал и не могу толково работать. Надо бы написать в «Русское Слово», что и собираюсь сделать. Сейчас у меня денег нет. Погода сегодня была сносная, но вечером – прохладно. Вчера же сделалось жарко, да так, что в горле горело. Пытаюсь экономить.
9 апреля.
Послал Михайлову и Квятковскому письмо с резкой критикой существующего положения. Теперь раздумываю: хорошо ли сделал? Думаю, что хорошо. Хотел поговорить с Николаем Дионисьевичем. Сам же утром поехал к нему, но не учел, что в это время он всегда занят. Постараюсь с ним поговорить завтра и попросить денег. Надо увидеть Чехова, так как время идет, а улучшений никаких нет – пора подумать об этом. Весь день прошел зря, пора спать. Кругом меня – поразительный народ! Мамлеев который день пьян, напивается ужасно. Завтра уже 10-е число, а я не сдвинул ни на шаг свое дело. Посмотрю еще, а затем нужно будет решать, что делать…
10, 11 апреля.
Вчера не записал все, так как очень хотелось спать. Утром встал пораньше, чтобы успеть в церковь. Был у Николая Дионисьевича, только напрасно его ждал. Ночью паровоза не было, Пешков отправил с ним продукты на фронт. Кстати, вчера видел Усикова, на голове у него – китайская шапка. Тоже вчера Мамлеев с Тонких вернулись в 22 часа. Мамлеев с утра до вечера только пьет. Погода становится жаркой, но вечером – очень прохладно. Пишу это в новом штабном помещении. Грязь ужасная, все загажено. Одинаковые квартиры на войне.