Белояннис

Из всех выходящих во двор окон тюремных камер заключенные приветствовали Никоса и слали проклятия его убийцам. Тюрьма гудела; бушевала, протестовала. А Белояннис и трое других осужденных на смерть шли по коридору к выходу во двор тюрьмы. По существующему обычаю они должны были исповедаться у военного священника, который ожидал их в адвокатской комнате.

Адвокатская комната, находящаяся во внутреннем дворе тюрьмы, была довольно большой. Посреди стоял массивный стол, вокруг него было расставленно много стульев. Окна в этой комнате, как и в камерах, были закрыты массивными железными решетками. В этой комнате заключенные встречались и советовались по разным делам со своими адвокатами. Сейчас в ней был только военный священник, ожидавший для исповеди уводимых на расстрел.

Первым вошел Белояннис. На руках его были кандалы. Твердым, спокойным шагом он пошел к священнику, поднявшемуся ему навстречу.

— Господь долготерпелив и многомилостив. Он прощает все прегрешения своих… — начал священник.

Белояннис не дал ему договорить и мягко сказал:

— Отче, прошу вас, не омрачайте эти минуты. Что вы от меня хотите? Что вы можете теперь мне сказать и что я вам отвечу?

Священник пытался убедить Белоянниса исповедаться и причаститься, говорил о божеском всепрощении, но Белояннис твердо ответил:

— Еще раз прошу вас, отче, не омрачайте эти последние для меня минуты. Ведь вы же знаете — я иду на расстрел.

Трое других осужденных один за другим, как и Белояннис, с кандалами на руках подошли к священнику, но от исповеди и причастия отказались.

По бокам каждого осужденного встало по двое солдат, вместе с заключенными они вышли во двор и направились к черной машине.

А тюрьма продолжала гудеть, заключенные, прижавшись к окнам, смотрели во двор, криками приветствовали Белоянниса и прощались с ним.

До, черной машины-клетки оставалось несколько щагов. Белояннис повернулся к окнам тюремных камер и, подняв вверх закованные в кандалы руки, громко крикнул:

— Прощайте, друзья, будьте счастливы!

Дверь автомобиля-клетки захлопнулась, и машина выехала на улицу.

Военные власти явно торопились расправиться с Белояннисом. С того времени, как карательный отряд подъехал к тюрьме, и до отъезда всей автоколонны прошло не более тридцати — тридцати пяти минут. В голове ее шел грузовик с солдатами, за ним следовал автомобиль-клетка с четырьмя смертниками. Колонну замыкали три «джипа» с королевским прокурором и офицерами военной полиции.

Машины выехали на бульвар Сингру и направились по нему к центру города. Слева виднелся древний Акрополь. Впереди все ясней вырисовывалась в слабом свете уличных фонарей арка Адриана, а справа от дороги были видны высокие колонны храма Зевса. Но вот и они остались позади. Промелькнули мраморные ступени афинского стадиона. Дальше пошли улицы Ригилис, Кифисиас, Месогион. Город спал, улицы были безлюдны, автомашины не сбавляли хода.

Когда журналисты заметили, что из ворот тюрьмы выехала черная машина, у них не оставалось никаких сомнений в том, что в ней находится Белояннис. На своей автомашине журналисты устремились вслед за быстро помчавшейся от тюрьмы автоколонной. Но при выезде из района Калнитея, у поворота на бульвар Сингру, дорогу журналистам преградила машина военной полиции. Офицер настаивал на том, чтобы корреспонденты прекратили следовать за ушедшими вперед машинами. Но журналисты все же попытались догнать автоколонну и приблизились к ней только тогда, когда она оказалась в районе Гуди. Там, недалеко от тюремной больницы «Сотириас», автомобиль журналистов вновь был остановлен, и солдаты военной полиции с винтовками на изготовку решительно запретили им двигаться дальше.

Было четыре часа утра, когда машины с карателями прибыли к месту расстрела. Машины остановились, моторы были выключены, и все это пустынное и дикое место с небольшим оврагом в форме воронки утонуло в непроглядной темноте. Среди мертвой тишины только где-то высоко-высоко раздавались негромкие крики потревоженных птиц. А в глубине огромной темной массой возвышалась гора Имиттос. Темная и молчаливая, стояла она, ожидая кровавой развязки еще одной трагедии, каких она видела немало: ведь именно здесь во времена немецкой оккупации гитлеровцы расстреливали греческих патриотов.

Как бы испугавшись темноты и тишины, офицер, командовавший карательным отрядом, отдал приказ завести моторы всех автомашин и включить фары. Только после этого он приказал солдатам вывести из машины приговоренных к смерти. Первым был Белояннис. Он легко спрыгнул на землю, не коснувшись ступенек. Следом за ним сошли остальные.

4 часа 5 минут. Белояннис с абсолютным спокойствием наблюдал за последними приготовлениями к расстрелу. Казалось, он был не участником, а скорее каким-то посторонним наблюдателем готовящейся кровавой драмы. К нему подошел священник и опять обратился со словами о вечной загробной жизни. Белояннис ничего ему не ответил. Он лишь повернул в его сторону лицо, на котором при свете автомобильных фар была заметна горькая улыбка. Лица других приговоренных к смерти оставались неподвижными.