Белокурые бестии

Весь синопсис размещался на полутора страницах, правда, написан он был мелким убористым почерком. У Кости не было ни компьютера, ни машинки, поэтому все свои тексты он всегда писал от руки, что, правда, бывало крайне редко, потому что Костя постоянно говорил и почти никогда не записывал своих мыслей, во всяком случае, Маруся никогда не видела его за этим занятием.

В верху страницы крупными печатными буквами было выведено «Гений сыска». Далее следовало краткое изложение сюжета будущего романа, который начинался вполне традиционно. Молодая выпускница юрфака Марфа Гройс получила распределение в управление по борьбе с организованной преступностью, где ей сразу же поручили расследование громкого убийства видного политика, кандидата в депутаты городского законодательного собрания, который был застрелен в упор в небольшой комнате в присутствии чуть ли не двадцати человек. При этом стрелявшего видели чуть ли не пятнадцать из них, однако убийцу почему-то не только никто не задержал сразу, но и потом, на протяжении времени, его никто не арестовывал, хотя он, вроде бы, даже не собирался никуда скрываться и спокойно продолжал жить своей обычной жизнью у всех на виду.

Марфа тщательно опрашивает всех свидетелей, собирает увесистое дело в трех объемистых папках, и с этими папками начинает ходить по инстанции от начальника к начальнику, но никто из них никак не реагирует на то, что дело завершено, преступление раскрыто, и не предпринимает по этому делу никаких следующих действий. Вместо этого один добродушно предлагает ей попить чайку, другой осведомляется о ее здоровье, третий предлагает ее трахнуть, четвертый просто зевает и отворачивается…

Вконец измотанная от бесконечных хождений по коридорам и этажам с тремя тяжелыми папками дела в руках, она все-таки отправляется в Москву. И там снова ходит из кабинета в кабинет. Наконец она попадает к самому главному начальнику, им оказывается обрюзгший жирный полковник ФСБ, который явно пьян и сидит, развалившись в кресле, неподвижно уставившись на нее своим бессмысленным мутным взором на протяжении всего времени, пока она излагает ему суть дела. В заключение полковник бормочет заплетающимся языком:

— А не пошла бы ты на хуй, дорогая! Неужели ты не понимаешь, что истина совсем не так сложна, чтобы расписывать ее в трех томах, просто она никому не нужна. Тоже мне, гений сыска!

На этой фразе, несколько раз подчеркнутой красной ручкой, повествование обрывалось.

Дойдя до этого места, Маруся вдруг почувствовала, что все ее надежды рушатся, и она уже не просто находится на краю пропасти, а проваливается в нее, больше ей было некуда и незачем спешить. Ясно, что показывать Блумбергу этот текст не было никакого смысла, а шутить с ним у нее не было никакого желания. Она поняла, что у Кости, наверное, стоило ей уйти, опять резко изменилось настроение, и он просто записал то, что не успел ей высказать вслух. Наверное, Костя специально так все подстроил, тянул до последнего, чтобы она в спешке не успела прочитать то, что он написал, и не глядя передала текст в издательство… Маруся медленно закрыла лицо руками и разрыдалась.

* * *

Литературному приложению к московской газете «Универсум», с которой тоже сотрудничала Маруся, срочно понадобилась статья про Роальда Штама, андеграундного поэта, который в пятидесятые годы жил в Петербурге и покончил с собой, не дожив до тридцати. В «Универсуме», помимо литературного приложения «Букинистический Универсум», «БУ», существовало еще множество всевозможных приложений: «Региональный Универсум», «Военный Универсум», «Культурный Универсум», «Религиозный Универсум» и т. п. И вот теперь в «БУ» вдруг кто-то вспомнил, что Роальду Штаму скоро исполнилось бы семьдесят, а так как Маруся жила в Петербурге, то есть в городе, в котором в свое время жил Штам, то статью о нем поручили написать именно ей. Она должна была побеседовать как можно с большим количеством людей, знавших Штама, и вообще собрать как можно больше фактического материала, так как в его биографии до сих пор было очень много «белых пятен», не до конца ясны были даже обстоятельства его смерти.

Главный редактор «БУ» Сеня Загоскин сразу же посоветовал Марусе обратиться к его дяде, Самуилу Гердту, который был театральным художником, в свое время работал с Михоэлсом, а в пятидесятые годы, наверняка, знал Штама, так как некоторое время был близок с группой ленинградских художников, возглавляемой неким Маресьевым, к которой также примыкал и Штам. По словам Сени, у его дяди, Самуила Иосифовича, в свое время был по-настоящему большой талант, но он его постепенно разменял по мелочам, работая сначала в театре, а потом в кино. Сам Сеня сейчас не мог ему даже позвонить, потому что с ним поссорился, причем до такой степени, что и Марусе он не советовал в разговоре с его дядей даже упоминать его имя, она могла обратиться к нему просто как журналист, собирающий материалы для статьи о Штаме.