Днем, до встречи с Алешей, она довольно долго бродила по Праге, безуспешно пытаясь найти еврейский квартал со старинным кладбищем, о котором много слышала и которое ей все настоятельно советовали посмотреть. Она спрашивала дорогу у прохожих, и те всякий раз ей ее показывали, но всякий раз, идя в указанном направлении, она каким-то образом проходила мимо, и уже следующий прохожий, которого она спрашивала об этом кладбище и квартале, указывал ей совершенно в противоположную сторону. Так повторялось много-много раз, и Маруся очень устала, пока она наконец не набрела на то, что искала. Было уже поздно, и кладбище было закрыто для просмотра, только вдоль его стен еще сидели многочисленные торговцы и продавали всевозможные сувениры на память, среди которых было множество самых невероятных вещей, кубиков, шариков, магических кристаллов, талисманов, звезд, глиняных фигурок, медальонов, ожерелий, бус, росписных глиняных кружек, подсвечников с огромным количеством гнезд для свечей, палочек, кружочков, камней различной формы, в таком количестве в одном месте Маруся ничего подобного никогда не видела. Она купила там маленького глиняного Голема в подарок Самуилу Гердту и амулет для Руслана, в виде орла с распростертыми крыльями, к которому прилагалась маленькая инструкция, что этот амулет является знаком Власти и Победы над злыми силами…
Наконец такси остановилось у незаметного здания с темной дверью, у входа их встретил здоровенный мужик, оказалось, что впускают туда без билетов, платить надо было при выходе. Алеша принес из бара текилу себе и Марусе. Он хотел закурить, но у них не оказалось спичек, и Алеша указал Марусе на двух угрожающего вида мужиков в кожаных жилетках, сидевших в углу, бритых наголо, с мощными обнаженными мускулистыми руками:
— Маруся, прикурите у них, тогда я приглашу вас на танец!
Вид этих мужиков пугал Марусю, но она все же пересилила себя и подошла, они, не глядя, протянули ей зажигалку, она прикурила, а потом и Алеша прикурил от ее сигареты, но он так и не пригласил ее на танец, очевидно, забыл.
Маруся с интересом огляделась по сторонам. Народу вокруг было еще не очень много, стены бара были обиты мятой серебряной фольгой, напротив их столика на сцене без остановки танцевали два профессиональных танцора, один был в белом матросском костюме, другой — в черном трико.
— Алеша, а вы часто здесь бываете?
Алеша с сомнением поглядел на Марусю:
— Послушайте, Маруся, я же читал ваш роман, вы ведь ненавидите весь мир…
Нет, эти мальчики в кожаном, которые ходят с хлыстами и привязывают себя к унитазам, чтобы на них все мочились, его не интересуют, сам он так никогда не делал, есть, конечно, в этом что-то приятное, испытать подобное унижение, когда тебе в лицо бьет струйка мочи, но он это не пробовал… И сосать хуи или жопу подставлять Алеша не любил и не стал бы этого делать никогда. Он вообще с удовольствием имел бы дело с бабами, но с ними всегда возникают какие-то проблемы, им что-то надо, от них не отвязаться, а мальчика он всегда мог послать на хуй. Например, просыпается он утром и видит на подушке рядом с собой чью-то физиономию, какого-то юношу, которого он накануне подклеил в баре, тот, конечно, уже осмотрел квартиру, ему, понятное дело, понравилось, и он не прочь здесь у него задержаться, но Алеша с ним мог особенно не церемониться: дал ему двести крон — и гуд бай!
Алеша любил молодых блондинов, а у них на работе, в основном, были стареющие брюнеты, причем все, как один, страдающие слабоумием и импотенцией, у них ни у кого уже давно не стоит, и они и представить себе не могут, чтобы у кого-нибудь вообще стоял, а тем более на такие вещи, на которые у них не стоял никогда. Ему вообще его работа на радио уже порядком остоебенила, хотя, конечно, это лучше, чем охранять металлические болванки, как он это делал в этом вонючем Ленинграде на таком же вонючем сталелитейном заводе… Красавцем себя Алеша не считал, но зато голос у него был очень радиогеничный — такой приятный бархатный баритон — и в этом тоже было существенное преимущество работы на радио. Из-за этого голоса ему даже поручили записать ночную рекламную заставку их станции, своеобразное приветствие их постоянным слушателям, что-то вроде «Не спи — замерзнешь!», хотя нормальный человек по ночам радио слушать не будет, в этом Алеша не сомневался, особенно такую туфту, как у них гнали на станции все эти выжившие из ума диссиденты и борцы за права человека, которые так и горели на работе и выкладывались на всю катушку, а Алеша так выкладываться не мог и не собирался, поэтому начальство к нему относилось с большим недоверием. Правда, голос у него был ничего, вот из-за этого голоса его и терпели, ну и еще из-за его ориентации, конечно. У европейцев ведь, которые владели радиостанцией, с этим строго: насчет цветных, пидоров и женщин, особенно, — их лучше не трогать, и это все знают. «Демократия — это гарантия прав меньшинства!» В самом деле, пидарас — это звучит гордо! Только вот вслух об этом почему-то все предпочитают не говорить.