Двери им открыла Манана, видимо, она их уже ждала, так как время встречи было оговорено заранее. Она сразу провела их в просторную комнату, в центре которой стоял телевизор с видеомагнитофоном, Маруся и Николай сели на диван, через приоткрытую дверь Маруся заметила, как в противоположном конце длинного коридора, вероятно, на кухне, толпились люди и по очереди мешали в огромном котле какое-то варево с неприятным запахом. Манана сказала, что Николай Иванович сейчас подойдет, а пока они могут посмотреть некоторые их записи, она включила телевизор, и на экране появился молодой человек в тренировочном костюме, который вращал головой, руками, поднимал вверх ноги, в общем, делал движения, напоминавшие те, что обычно делают спортсмены во время разминки, однако он все это проделывал под звуки «Апассионаты» Бетховена, постепенно движения юноши становились все более энергичными и хаотичными, наконец он перекувырнулся через голову, распластавшись по полу на спине, и начал биться в конвульсиях, как в эпилептическом припадке… В это мгновение в комнату вошел коренастый сутулый мужик с тщательно зачесанными на лысеющий затылок редкими волосами, он был в обвисших на коленях трениках, домашних тапках на босу ногу и светлом шерстяном свитере с обрезанными рукавами, из-под которого торчала не заправленная в треники рубашка.
— Какая замечательная нечеловеческая музыка! — сказал он, обращаясь к Марусе и Николаю, вместо приветствия, — Да, какие все-таки чудеса могут творить люди!
Николай Иванович сам тоже верил в безграничные возможности человека, поэтому и создал свой театр, «театр свободных движений». Вот они, Маруся и Николай, наверное, немного растерялись, когда подошли к их двери, так как не знали, куда позвонить, он это предположил, потому что такое уже случалось со многими его знакомыми, а все их волнения были совершенно напрасны, так как они могли смело звонить в любой звонок любое количество раз, потому что все, буквально все жители этой огромной коммунальной квартиры теперь являются членами его студии и занимаются хореографией под его руководством, вне зависимости от пола и возраста, так что самой юной его ученице теперь было всего семь месяцев, а самой пожилой — аж восемьдесят девять лет, при этом надо учесть, что сам Николай Иванович въехал в эту квартиру всего год назад. Правда, был один сосед, завзятый алкоголик, который отказался вступить в его студию, но сейчас он здесь практически не живет, так как остальные жильцы устроили ему настоящий бойкот, и ему пришлось переехать к дочери. Но это даже к лучшему, потому что они освободили его комнату от мебели и устроили там небольшой танцевальный зал, где и проводились эти съемки — Николай Иванович указал рукой на экран телевизора, на котором тем временем появились уже несколько человек, мужчин и женщин в тренировочных костюмах, некоторые из них еще, вроде как, «разминались», а кое-кто уже катался по полу и бился в конвульсиях, предыдущий номер назывался «Влюбленный мальчик», а этот назывался «Танго»… С экрана, действительно, доносилась музыка Пьяццолы, которую Маруся хорошо знала, так как Руслан тоже часто использовал ее в своих сочинениях.
Кречетов уже был в курсе того, что ему предлагали делать, Манана ему уже все рассказала, в общем, он был не против, так как обожал музыку Вагнера и Чайковского, но как профессионал он должен был еще поподробнее ознакомиться с либретто и, желательно, поговорить с руководителем проекта, обсудить кое-какие детали, к тому же, ему нужно было посмотреть, как у него со временем, так как в последние полгода ему приходилось работать в очень жестком графике из-за огромного количества заявок и предложений на выступления их театра. Последнее такое предложение он получил от Андрюса Лиепы, который приглашал его в Москву в Большой Театр, и он сначала, было, согласился, но после того, как увидел по телевизору один балетный номер, поставленный Лиепой, он был так возмущен, что решил отказаться. Все дело в том, что Лиепа тоже был у него в гостях и сидел вот здесь, на диване, как Маруся с Николаем, просматривая кассеты с записями его театра, а потом он по телевизору увидел, что Лиепа буквально его обворовал, так как использовал в своей постановке все его движения, которые он здесь подсмотрел. Николай Иванович был так возмущен, что сначала даже хотел подать на Лиепу в суд, но потом передумал, так как доказать факт воровства в суде было бы очень трудно, потому что судьи, как правило, ничего не понимают в балете…