Когда Маруся вместе с Таней и Гуйяной вышли на кухню покурить, Таня сразу же предложила Марусе помочь разобраться с издателями, которые, как она слышала от марусиной мамы, ее кинули, потому что, по ее словам, некий Нодари очень хорошо разбирался в подобных ситуациях, а под его руководством был даже целый отряд сотрудников ФСБ, и ему стоило только позвонить по указанному телефону, как вопрос сразу будет решен, даже делать ничего не надо будет, издатели сразу выложат Марусе все деньги и еще заплатят сверху, правда, сам Нодари сейчас сидел в тюрьме, по словам Тани, за неуплату налогов, поэтому надо было немного подождать, когда он освободится, тогда сразу же все будет в порядке.
А так, если сидеть на жопе ровно и ни хуя не делать, в наше время Марусю быстро обдерут, как липку, выебут, высушат, поставят на уши, отутюжат, опустят, заарапят, крутанут, надрючат, накатают дурочку, накормят, наплетут лапти, обштопают, опарафинят, раскинут понт, обуют, разуют, разденут и пустят по миру сосать лапу, ведь уровень тех, кто Марусю кинул, был Тане понятен: Здравствуй, дерево! — и таким интеллектуалам, как она и Маруся, надо было все-таки уметь за себя постоять…
Гуйяна была не согласна с Таней:
— Ты говоришь, что этот Нодари сотрудничает с ФСБ, и они придут пиздить издателей, которые ее надрали? А ты отдаешь себе отчет в том, какие это может все иметь последствия?
Ведь если они нанесут им тяжкие или там легкие телесные повреждения, то те просто-напросто пойдут в травму и зафиксируют там факт избиения, и в ментовку тоже пойдут и подадут заявление, и в результате Маруся будет отвечать в суде за все эти дела, а потом ей придется еще и оплачивать их лечение, и вместо денег она получит на свою голову массу проблем. У Тани просто нет мозгов, она мыслит другой частью тела, так что Гуйяна не советовала Марусе связываться с этими личностями.
Она приехала в Петербург два года назад и за это время уже многого успела навидаться. Еще когда Гуйяна ехала в Питер, с ней в поезде случилась очень забавная история, она до сих пор не могла о ней без смеха вспоминать. Она зашла в купе и села там на свое место, а через некоторое время дверь открылась, и в купе зашел мужик, а она так глазами туда-сюда, туда-сюда и думает: «Наверное он меня за ненормальную принимает», — в общем, почему-то у нее было такое чувство. Мужик сел за столик у окна и стал в окно это смотреть, а на нее старался вообще глаз не поднимать, а за окном темно, ничего уже не видно, и ей так смешно стало, она сперва просто немного похмыкала, а потом чувствует — уже не удержаться от смеха, просто распирает, и она как засмеется! А мужик встал и из купе молча вышел, а она все смеяться продолжает — так он ее насмешил. Но вот видит, его все нет и нет, надо, думает Гуйяна, раздеваться, спать ложиться, и она разделась и легла под одеяло, натянула одеяло до самого подбородка и так и лежит. Через какое-то время смотрит — дверь купе тихонько открывается, и входит ее сосед, старается в ее сторону не смотреть, тихонько пробирается к своей полке, садится, выключает свет и, судя по звукам, начинает раздеваться, а она лежит, лежит, и ей вдруг опять ужасно смешно стало, и опять она удержаться не смогла и как засмеется — ха, ха, ха! Мужик вздрогнул, весь съежился и зарылся под одеяло с головой, и так всю ночь из-под одеяла не высовывался, хотя в какой-то момент Гуйяна все же заснула, но утром, когда открыла глаза, он все так же лежал, накрывшись одеялом с головой. А потом, когда поезд прибыл на конечную станцию, на Московский вокзал, быстро вскочил и оделся, и, ни слова не говоря, шмыгнул за дверь, а Гуйяна села у окна и еще косяк забила, у нее с собой из Якутска много было…
Муж Гуйяны был наполовину якут, наполовину еврей, он накатал телегу, что его в Якутии притесняют, хотел в Америке политическое убежище получить, а ему в ответ — ничего, не сработало, и правильно — пиздуй в тундру и тусуйся там, никто притеснять не будет. У него был друг, тоже женатый, и они вчетвером все так подружились — играли в покер, в преферанс, в кабаки вместе ходили, так он незаметно на иглу и подсел, сперва они с другом просто подкуривались, а потом и ширяться стали, и им все больше и больше дозняк стал нужен. Муж Гуйяны с другом уехали в Питер, а Гуйяне все это начало надоедать, она ведь из хорошей семьи, из богатой, правда ее мама, сволочь такая, повесилась — не могла видеть, как папа пьет.