Белолуние

Тем временем на тёмной лестнице, освещаемой лишь пробивавшимися из-под двери лучами, ожидали двое: огромный кот и невысокий пухленький мальчик. После неприятного казуса, едва не закончившегося их выдворением на улицу, оба старались вести себя как можно тише. Дело в том, что, выходя из комнаты, служанка нечаянно наступила Коту на хвост. Не привыкший к такому обращению Кот, истошно завопил и вцепился грубиянке в башмак. Ойкнув, та затрясла ногой, пытаясь сбросить животное на землю.

– Что вы себе позволяете, сударыня?! – отцепившись от башмака, Кот мягко спикировал на пол. – Все конфликты в цивилизованном обществе должны решаться путём мирных переговоров, без применения насилия.

Женщина смешно хлюпнула:

– Вы… Я… Ой, батюшки!

– Дора! – прошептал мальчик, до того хихикавший в сторонке.

– Что там такое?! – крикнул снизу трактирщик. – Не угодно ли вести себя потише?

– Я… я… иду… – подобрав юбку, женщина бросилась вниз по лестнице.

– Дора! – окликнул её мальчик. – Дора, это я, Зебу!

Служанка не отозвалась. Должно быть, уже убежала.

– Сиди тихо, друг мой собака! – одёрнул мальчика кот. – Не то нас вышвырнут отсюда.

– Я не собака! – огрызнулся его спутник. – И не говори мне, что делать!

– Мэтр Казлай будет сердиться. Нам было велено не привлекать внимания.

– Ты сам привлёк внимание, вредный комок шерсти! Нечего было заговаривать с Дорой! Раньше она никогда не встречалась с говорящими котами.

– Это служанка, что жила у Никласа? Тогда она вдоволь насмотрелась на говорящих собак. Говорящий кот – это, по-моему, куда логичнее.

– Что здесь делает Дора? – пробормотал Зебу себе под нос.

– Сопровождает ту знатную даму, это же очевидно, – Кот облизнул лапку и пригладил взъерошенную шерсть. – Госпожа Данория Палле… Ты что-нибудь о ней слышал?

– Нет.

– Я так и думал. Это говорит о низком уровне твоего образования, друг мой собака.

– Хочешь сказать, что знаешь её?

– Разумеется, нет. Но качество моего образования сомнению не подлежит.

Дверь в комнату госпожи Данории приоткрылась, и мэтр Казлай с обычной поспешностью вышел на лестницу. Задержавшись на мгновение в проёме, он бросил невидимой собеседнице:

– Твоё счастье, что Эхо больше не спрашивает имён.

– Я отправлю Дору и Фили вперёд, – женщина его точно не слышала. – Большая свита привлекает лишнее внимание.

– Как тебе угодно, – отозвался мэтр Казлай.

– И уже обращаясь к Коту и Зебу, добавил:

– Пойдёмте, друзья мои. На рассвете мы выдвигаемся в путь. Вам стоит немного поспать.

Зелёное пёрышко

С виду это было обыкновенное пёрышко – маленькое, пушистое, цвета весенней листвы. Когда-то оно принадлежало одному из зелёных попугаев, каких не счесть в Красноземелье. В Ливарии и на тарийском юге эти птицы тоже не редкость, так что купить такое пёрышко на любой приличной ярмарке не составит труда.

Однако сейчас в руках у Селены была вовсе не безделица, как решил бы непосвящённый, а символ тайного общества, означавший, что её отца срочно вызывает к себе старый друг и учитель магистр Гастон.

Слуга магистра, добродушный парень по имени Карли, подтвердил девочкину догадку:

– Господину магистру нездоровится, вот он и велел скакать прямиком в Лаков, к мэтру Каригу.

– Гастон болен? – всполошилась Селенина тётя Вилла. – Степная лихорадка?

Новая болезнь была главной темой для разговоров уже три луны кряду. Единичные случаи этого недуга встречались в Миравии и прежде, но теперь болезнь отчего-то вышла из-под контроля. Сотни людей в городах и сёлах мучились от жара. У некоторых начинались судороги. Тем же, у кого открывалось кровотечение, доктора уже помочь не могли.

Король Витас даже издал указ, запрещающий проводить ежегодные ярмарки после сбора урожая, поскольку лекари заметили, что чаще болеют там, где собираются большие толпы, но по слухам толку от этого не было. Крестьяне надеялись продать излишки овощей и зерна. Купцы не желали терять прибыли, которые в пору ярмарок взлетали до небес. Ремесленники, трубадуры и бродячие артисты – все они слишком долго ждали так называемой «золотой поры», чтобы отказаться участвовать в главном событии года. Больных в связи с этим становилось всё больше, и госпитали уже не могли вместить всех страждущих.

В довершение случилось невиданное прежде несчастье – степной лихорадкой заболел сам четырнадцатилетний король Витас Первый. Селенин отец Никлас Кариг, вновь служивший лекарем при дворе, теперь уже миравийском, проводил возле больного сутки напролёт, пытаясь сбить жар, но состояние мальчика всё не улучшалось.

Селену во дворец не пускали, и девочке оставалось лишь дожидаться новостей под присмотром тёти. На время отсутствия Никласа Вилла забросила работу в лаборатории, так что теперь они коротали дни за игрой в шарики и чтением вслух. Селена любила свою молодую, красивую и смешную тётю, но сейчас ей ужасно хотелось увидеть Никласа. Ведь когда её отец вернётся домой, всё будет по-прежнему.