Беломорье

«Надо ехать к Туликову», — решительно подумал Двинской. Гнетущий стыд давил его при воспоминании, как торопил он ямщиков, как погонял лошадей, когда днем и ночью за четыреста верст вез невод в Кандалакшу, торопясь порадовать рыбаков…

Хотя ветерок был мягким, Двинскому казалось, что на улице холодно, и он съежился, дожидаясь возвращения паренька. Вскоре послышались голоса, а затем появились бегущие подростки.

— Поморин, — тяжело дыша, отрекомендовался юноша, на голову выше Алешки и года на три старше его.

— Двинской, — ответил Александр Александрович.

Щелкнула задвижка, и на улицу вышел Терентий.

— Колька, отведи приезжего к себе ночевать, — скомандовал он. — Сани со снастью к себе закати. А ну, поможьте, — Терентий беззлобно выругался, — сзади пихните, одному-то мне с места не тронуть, вишь, примерзли.

Дружный толчок, и сани легко покатились по накатанной дороге. Двинской, идя рядом с Терентием, тянул за оглоблю.

— Ты, Лександра, душу мне стравил, — бормотал Терентий. — Думаешь, я в это время на печи сидел? Я, ровно пес, на холодной лестнице сидел и с вами обоими одну думу думал. Олешка мои слова сказал: всюду у нас — где Трифон, где Трофим. Не вини ты меня, Христа ради, горемычного! Подневольные мы все люди. Еще деды да прадеды наши запутались в заборе… и нам не выпутаться вовек.

— А я думал распутать вас! — задумчиво сказал Двинской.

— Одним неводом, Лександра, всю покруту не спасешь. А ведь как нам сейчас снасть нужна!

— Так вот же невод вам в руки дается! — удивился Двинской.

— Год на год не приходит. Бывает такой год, что рыба поди знай куда девается. Ты то до нового улова в забор нам и гроша не дашь, а у Трифона в кладовой, что под лестницей, на круглый год мешки с мукой позаготовлены. Нам супротив его не идти.

— А земский склад разве не обязан?..

— Все крысы в нем с голоду сдохли. Окромя соли, в нём ничего нет. Муку нам положено у Трифона забирать! Вся волость у него берет.

Изба Помориных в отличие от других бедняцких изб имела холодную пристройку, где в летнее время спали дети вдовы Лопаревой: старший — Колька Поморин и младший — Ванька Лопарев. В эту пристройку и втащили сани с неводом.

— Приюти-ко на ночь гостя, кума. В Корелу ему надо податься, — не глядя на хозяйку, глухо сказал Терентий. — Тебе Трифон не страшон, твой-то Сивков никакого наказа не давал. Хотел нам человек добро сделать, да не выходит для нас счастья. Своими руками от невода отмахиваемся! — И, выругавшись, Терентий выбежал на улицу.

— Вот до чего у человека душа стравлена! — покачала головой вдова. — Раньше за Терентием такой страм не замечался.

Не полагалось отказываться от чая, и Двинской сел за стол на почетное место, в красном углу, где блестела фольгой икона с двумя венчальными свечами. По бокам, невдалеке от гостя, разместились два подростка, оба теперь серьезные и молчаливые. Держа зажженную лучину в зубах, вдова полезла в подполье.

— Покличь-ка Дручина, — выкрикнула она оттуда. — К ним из Корелы сваты приехали. Аккурат попутная лошадь. Давеча Ниловна баяла, что не смеют они сватам отказать. Девка утониться грозит. Така незадача на стариков пала — ладили за почтовика, а вот господь присудил за кореляка!

Ставя на стол латку с куском соленой трески, вдова неторопливо рассказывала о том, что сейчас в доме Дручиных происходит пропой невесты.

Вскоре послышались у дверей голоса, но в избу вошел один Поморин. Двинской заметил, что Алешка взглядом что-то спросил у друга и тот утвердительно кивнул головой.

— Ну, а Дунька что? — жалостливо спросила вдова.

— А чего? — по-хмельному развязно ответил вошедший за Помориным Дручин. — Известно — ревет от радости! Сваты просят дозволения жениху раньше срока приехать. Батька еще ломается, да сваты, черти, запасливы, поди знай, котору бутылку достают из саней. Не устоять старику, — пояснил он Двинскому. — Матка уж на все согласная, а Дунька…

Брат невесты, не стесняясь, закончил фразу такой присказкой, что все рассмеялись, а Двинской густо покраснел.

Оба подростка наперебой пояснили, что гостя надо доставить в Корелу. Молодой Дручин, которому уже досталась его доля пропоя, решительно заявил:

— Свезут! Ежели я, брат Дуньки, прикажу, так разве меня ослушаются?

Невод, по предложению Алешки, Двинской решил оставить вдове ка хранение — в глухих лесах Карелии он был не нужен. Мать Кольки, не колеблясь, дала согласие приютить злополучную спасть.

Долго не спали в эту ночь у вдовы Лопаревой. Подростам было не до сна, потому что у них гостил «питерский». Не до сна было и Двинскому.

До самой полуночи рассказывал он подросткам о Петербурге: об университетском коридоре, таком длинном, что, стоя на одном конце, не рассмотришь, кто стоит на другом, о лекциях, о студенческих сходках, о своем аресте и тюремных мытарствах.