Белорусский апокалипсис

— Слушай сюда-а. Собирай всех свих сопляков и пусть цепочкой с интервалом 10 метров между людьми, пусть идут по краю Минской трассы. Оружие надо держать в руках над головой. Сразу за городом увидят несколько десяткой грузовиков, окружённых танками и БТР, так вот, за 200 метров до грузовиков каждый должен бросить оружие в кювет дороги и запрыгнуть в тот кузов, куда укажет наш офицер. Кто замешкается, сразу пулю в лоб. Ясно-о?

— Ясно, ясно. Значит цепочка, 10 метров, грузовики, оружие в кювет, если что в лоб.

— Вот именно-о. Запоминай да-альше. Никаких наблюдателей. На всё про всё два часа. Если через час цепочка не появится, начнётся штурм без всяких предупреждений.

— Цепочка появиться, никаких проблем. Но ребята без наблюдателей отказываются сдаваться, боятся и всё тут, думают, что спецназ в упор расстреляет, как вчера под Барановичами.

— Условия здесь диктую я. Если запомнил, жду выполнения.

— Минуточку. Только два уточнения, во-первых, наш разговор идёт в прямом эфире на две московские ФМ станции, во-вторых, вы просто ставите ультиматум, а не переговоры ведёте…

В ответ на кирутины уточнения в трубке послышались короткие гудки. На связь никто не выходил в течение получаса. Радикал приказал временно отключить одну глушилку, которая работала в центре Гродно, вторую на БМП перебазировали на северную окраину города и тоже выключили. Наступило напряжённое ожидание. Колонны войск стояли в штурмовых порядках, готовые в любую минуту обрушить шквал огня и десятки танков на хилую гвардейскую оборону, состоящую лишь из ручных ракет, да гранатомётов.

Наконец, в 10.30 раздался звонок.

— Говорит заместитель министра внутренних дел. Где Кирута-а?

— Я у телефона. Не узнали по голосу?

— Не важно-о. Через двадцать минут у выезда в Гродно появятся две «Волги» бежевого цвета. Это наблюдатели. Через полчаса должны появиться цепочки с поднятыми руками.

— Извините, а что за наблюдатели?

— Какая тебе-е разница?

— Это ключевой вопрос в переговорах, все гвардейцы настроены как можно скорее сдаться, дело только за независимыми наблюдателями.

— Если интересуешься, сам подойди к «Волгам» и спроси у них.

— У кого, у «Волг»?

— Что-о-о!!?…

Генерал не выдерживал кирутиного тона и часто срывался на крик, иногда в бешенстве бросал трубку, провозглашал очередные ультиматумы. Испытывать терпение Каяловича дальше было опасно. К полудню Сергей Сергеевич согласился на все условия сдачи, но только к трём часам дня. Замминистра опять наорал, прервал связь. Потом перезвонил и согласился, поставив последний ультиматум: в случае не появления цепочек сдающихся к 15.00, в 15.02 войска идут на штурм. После чего, стороны удовлетворённо и одновременно нажали на кнопки окончания разговора.

Правозащитник впервые в жизни смертельно устал. Он охрип от телефонных переговоров и заснул прямо за кухонным столом, обняв руками старый телефонный аппарат своего гродненского коллеги, осмелившегося предоставить в распоряжение гвардейцев личную холостяцкую квартиру. Сон был беспокойный, правозащитник скрипел зубами, чмокал, стонал, звал маму и директора зарубежного фонда «Поможем Беларуси». Хозяин квартиры то и дело прибегал на крики Минского соратника в кухню и пытался всучить другу вместо телефона подушку, но тот мёртвой хваткой ухватился за аппарат и, не открывая глаз, сбивчиво бормотал эхо своих кошмарных сновидений:

— Насилие недопустимо, постепенная трансформация, цель одна, мониторинг, перевоспитание, задача, отдача, посте-посте-степенная А-а! Сука! Изрешечу, падлу! На колени, уроды!

Коллега бережно накрыл спящего в сидячем положении друга пледом, завёл будильник на два часа дня и сам лёг вздремнуть в соседей комнате, что бы до штурма успеть выйти из города на встречу гвардейским колоннам, и в их составе двинуться на пролом литовской границы.