Белорусский набат

– У Влада отношение к этой проблеме своеобразное, – заявил Димон, – как и ко всей мировой истории.

– И он туда же? – усмехнулся Иван. – Небось Носовского с Фоменко перечитывает?

– Ну… Я тоже тут книжульку их взял. Завлекательно, блин. Хорошо пишут. И, главное, по теме, без всей этой зауми.

– Ты серьезно? – Вознесенский с подозрением посмотрел на беспечного бугая с подвязанной левой рукой. – А как же таблицы всякие, схемы, пасхалии?

– Фигня это. Мне Влад объяснил. Если чо непонятно или скучно, можно пропустить и дальше читать. Общее впечатление не портится.

– Да уж, с рекомендациями твоего нового друга поспорить трудно.

– Влад – пацан конкретный, – весомо заявил Гоблин.

– Вижу. Между прочим, как он?

– Нормалек. С хатой его все решили, паспорт восстановили.

– А где он сейчас?

– По делам уехал…

– Ты мне так и не рассказал, чем вы тут занимались…

– И не расскажу, Ванюня, не обессудь. Меньше знаешь – крепче спишь. Ничего особо интересного не было. Так, сафари в зоопарке, – Чернов довольно заржал.

– А руку ты порезал, когда брился? – язвительно осведомился Вознесенский.

– Ага. Споткнулся, упал, очнулся – гипс. И все дела…

Вернувшемуся из недельной поездки в Москву Ивану вежливо, но твердо объяснили, что ни сути дела, ни подробностей совместных похождений Влада с Димоном ему никто сейчас не расскажет. Возможно, через год-другой. Однако Вознесенский был любопытен и не упускал возможности подколоть внешне бесхитростного Димона в надежде выведать хоть какие-нибудь детали.

Гоблин стоически выдерживал ехидные замечания приятеля и в показаниях не путался.

– Америкосы на горизонте больше не проявлялись?

– Не-а, – Иван понял, что и на этот раз его эскапада прошла неудачно, – только всех жильцов опрашивали после того случая. Даже мне повестка приходила. Я к следаку сходил, сказал, что ничего не видел. Тем более что в тот день вы меня в Москву спровадили.

– Этих четырех придурков из консульства уволили, – сообщил Чернов, – хотя у них пока другие заботы. Костыли, кашка, «утки»… Еще месячишко в больнице проваляются, это как пить дать. Влад их в хлам уделал.

– Судя по всему, я штатников больше не интересую.

– Думаю, да, – Чернов покряхтел и выудил из левого кармана сигареты, – хлопотно больно с тобой…

***

Маслюкова забилась в конвульсиях, а Рокотов со злостью стукнул кулаком по дверному косяку.

Ну надо же так облажаться!

Расслабился, подумал, что с Людмилой все пройдет гладко. И не учел одной из основных черт женского характера – представительницы слабого пола дерутся до конца, часто проявляя чудеса изобретательности и с легкостью облапошивая даже самых умудренных и битых жизнью мужиков. Стоит на мгновение потерять бдительность – и кранты. Женщина тут же улавливает перемену в настроении и переворачивает ситуацию.

Грохот свалившегося на пол хрусталя разбудил весь дом.

На лестнице захлопали двери, зазвучали возмущенные голоса, и спустя четверть минуты квартиру огласила непрерывная трель звонка. Одновременно со звонком кто-то начал стучать в стену и в пол.

«Нарвался! – биолог огляделся. – Четвертый этаж, между прочим. Просто так на улицу не выпрыгнешь… Через дверь хода нет. Там с десяток свидетелей. И большинство, скорее всего, мужики. Если даже повезет и я прорвусь, то все равно мою рожу завтра же вывесят на каждом столбе. Перспектива! И менты скоро будут… И самое хреновое, что я вспугну Кролля. Антончик сдох сам, Кур-балевич якобы смылся, тут вопросов нет. А эта дура пучеглазая? Как ее смерть воспримут? Кролль заляжет на дно, и вся моя работа пойдет насмарку. Будь у меня времени побольше, инсценировал бы разбой с убийством. А сейчас? Сразу ясно, что ничего не взяли, а выбивали информацию… Кто из преступников ничего не берет у жертвы? Только маньяки… Что ж, на бесптичье и жопа – соловей, как говаривал академик Крылов…» [Алексей Николаевич Крылов – адмирал Русского Флота, начальник Гидрографического управления. После 1917 года – инспектор ВМФ РСФСР]. Следующие три минуты у Владислава прошли в трудах и заботах по превращению квартиры Маслюковой в место «кровавой бойни».

Он сбегал на кухню, приволок огромный тесак и отрубил трупу уши. Затем двумя ударами отделил голову от тела и поставил ее по центру обеденного стола. Потом сорвал с обезглавленного трупа блузку.

Еще пара взмахов тесаком – и на груди покойницы образовался перевернутый крест.

Уши жертвы Рокотов спустил в унитаз. Пусть думают, что он унес их с собой в качестве трофеев.

Картину довершила пентаграмма на стене в коридоре, которую Влад старательно вывел ершиком для чистки посуды, обмакивая его кончик в лужу крови. При первом же взгляде на место преступления у оперативников не должно было остаться сомнений в том, что Людмилу прикончил сумасшедший сатанист.

Звонки и стук в дверь не прекращались ни на секунду.

Наконец на лестничной клетке раздался чей-то повелительный голос, и гвалт стих. Прибыл патрульный наряд.