В чужой спальне, с огромной застеленной кроватью, было пусто. Гобелены по стенам, треснутые временем, аккуратно реставрированные зеркала, ковер с батальными сценами на полу.
Я где-то в очень богатом доме. В окне увидела темные скопления деревьев, не узнаваемо. Неожиданно где-то издалека завыло, завизжали женские голоса. И так перепуганная, я подпрыгнула и тут же заметалась по комнате. Мокрое полотенце было отброшено. Дверь почти выбита плечом, я вырвалась с темный коридор и поняла, что крики доносились снизу. Они затухали, переходя в стоны и бормотания.
Я попала в какое-то очень страшное место. Может быть в логовище дизайнера моего платья, я же хотела посмотреть ему в глаза?
Судя по стонам, творил он в крайне нервной обстановке, но зато понятно теперь откуда брал все свои больные идеи. Я шарахнулась от лестницы и бросилась в поисках чего-нибудь тяжелого. Просто так я свою жизнь не отдам. Она у меня единственная.
Я, извиняюсь, не кошка. И не буддист. Планирую прожить один раз, если не вечно, то очень долго и счастливо, эти планы мне нравятся и пересмотру не подлежат.
Соседние комнаты тоже были открыты и безлюдны. В одной из них я нашла и облачилась в новые пижамные штаны, они были большие и медленно падали с меня, пришлось на поясе завязать узел. В другой взяла тапки, дом был странненький, и я решила передвигаться как можно бесшумнее. Там же вооружилась небольшой статуэткой какой-то тетки.
В таком виде меня и обнаружили выходящей из очередной спальни.
Увидев поднимающихся по лестнице, я чуть не зарыдала с облечением. Все-таки свои, все-таки Асташево. Значит, где-то внизу моя уютная комнатка.
- Интересно, - задумчиво сказал «клетчатый», которого я видела с Агатой Вадимовной. – Есть девушки с веслом. А тут - девушка с курицей.
Оказывается, ножку практичная я, уже наученная голодным попаданием в лесную сторожку, так и не выпустила из рук. В минуту предполагаемой опасности выставила вперед вместо статуи и теперь угрожающе показывала ее мужчинам.
- Ночной Дожор! – нагло заявила я и попыталась проскочить мимо. – Все свободны. Вольно!
Не тут-то было. Четверо мужчин дружно заступили мне дорогу.
- Вы шли из моей комнаты, - учтиво заметил «клетчатый», - и, возможно, нечаянно прибрали мои тапки.
- Ничего страшно, - махнула я рукой, - не обращайте внимание.
- Да подавитесь его тапками, - произнес полный мужчина с характерным крючковатым носом и начинающейся лысиной, - но я требую вернуть свои штаны.
- А ты сластолюбец, - хмыкнул «клетчатый», - без моих тапок девушка ничего не потеряет, а вот без твоих штанов, даже затрудняюсь сказать, что на ней останется. Хотя направление твоей мысли мне нравится. Черт возьми, парни, запомните исторический факт, когда Балакирев уступает. Девушка, снимайте штаны!
Я возмущенно подняла брови. За короткий срок мы с этой частью пижамы сроднились.
- Предлагаю с девушки вещи в коридоре не срывать, - вмешался Артем, его шея была в следах красной помады, смотрелось отвратительно. – С одной стороны, что мы там не видели, а с другой, надо быть джентльменами, господа, мы не дикие звери. Девушка просто заблудилась.
«Клетчатый», разглядывающий меня с все более явным интересом, пробормотал:
- Кое-что я, например, давным-давно не видел. И только сейчас это осознал. Серега, оторви глаза от штанов, подними выше.
Несколько мгновений все пялились на то, чем я отлично дышала.
- Мадонна, - сказал полный, - как же я по всему этому соскучился. Были бы вы, чаровница, еврейкой, я бы, моя мама поймет, не только штаны подарил.
- Я вас умоляю, - обрадованно сказала я, - мы ограничимся одеждой. Порадуем вашу маму, чтоб она жила не с вами. Я Сара от рождения.
Сергей расплылся в счастливой улыбке и раскинул руки, призывая меня падать в родственные объятия, как не выдержал Сухоревский.
- Прекращайте! Что за шапито вы устроили? Да наплевать на обувь и одежду, меня лично интересует только бю… больш… богиня. Откуда она здесь взялась?
Ох. А этот мужчина знает толк в комплиментах. Я невольно выпрямилась. Как говорила великая Коко: «Чем хуже у девушки идут дела, тем лучше она должна выглядеть».
Это счастливицы в идеальном браке могут ходить с размазанной под глазами косметикой и ворчать «Ах, у меня сил нет привести себя в порядок, но ты же меня любой любишь», и о!, предельная расхлябанность, со словами «как же хорошо пошло» после обеда расстегивать пуговичку на джинсах.
Мама говорит, что свободные охотницы амазонки, не поймавшие еще своих слонов и оленей, должны быть всегда собраны, поджары и в боевом окрасе. Она вечно ругает меня за равнодушие к гламуру, этой привлекающей внимание наживке. Мужчины недаром любят рыбалку, все, что трепещет и блестит – включает у них инстинкты, по мнению моей родительницы. И вот, полное опровержение ее критической оценки моих данных - я после душа, черте в чем, а все равно, опа, для Сухоревского – богиня.
- Обломитесь, парни. Это моя богиня, - скромно сказал «клетчатый», глаза его довольно блестели, - я последнее время интересуюсь больше не модельным, а киношным форматом.
- Продашь?
Я побагровела. Да кто им дал право…