Белоснежка, 7 рыцарей и хромой дракон

Полунин внес меня, уже с закрытыми глазами, клюющую носом, в комнату и положил на кровать. Сквозь патоку дремы я подумала, что не хочу, чтобы он уходил. Он стоял, наклонившись и подушечкой пальца разглаживая вертикальную напряженную морщинку между моих бровей. А потом я уснула.

И мне приснилась странная фраза:

- Прости, девочка, но я дал себе слово.

На третьем этаже...

- Парни, - сорокапятилетний Ципперсон, «парень и Серега» только для близких друзей, трижды разведенный свободный как ветер хищник, великолепный аналитик и прожженный игрок, знал, как важно первым метить территорию, - девочка моя.

- Поборемся, - заявил Эдуард Балакирев. Многих красоток он возводил на шоу олимп, его протеже играли в фильмах, пели на международных конкурсах, вели передачи на телевиденье. И редкий бриллиант он определял сразу: по растерянности глаз, смешливости губ, легкой искристости ответов и осторожности молчания.

- Я с утра за ней слежу, - мрачно сообщил Сухоревский, - предлагаю без драки и споров. На кого первого среагирует.

Молчащий Артем не сводил взгляда с лестницы, по которой убежала Александра.

- Что-то с ней не то, провожу, - пробормотал Полунин. И пошел за девушкой.

- Хаааа! – рассмеялся Эдик. - Пока мы тут договариваемся, этот олимпиец уже за медалькой рванул. Девчонка сейчас в растрепанных чувствах, он же ее сейчас теплую зафрахтует. Я тоже пошел.

- Стоп, - Ципперсон выставил широкую ладонь, - не пыли, Балакирев. Ты ему друг или вы покурить выходите? Вооот! Твоему товарищу тридцать шесть, в голове хрень про девственниц, мы больше года с ним бабы не видели, а с тобой только вчера дикторшу бровастую делили, так?

Клетчатый недовольной хекнул, глядя на лестницу, но вслед все-таки не пошел.

Зато Сухоревский был не согласен.

- Я не понял, - глухо сказал он, - я был первый. Полунин давно уже не просто занимается шоу, он сам - шоу. Человек, сука, праздник. Для него все девки как мероприятия, плату забрал, календарь перелистнул. Все. А у меня к ней, может, душа лежит. Я уступать не буду. Если через пять минут «проводов» за стол к нам не вернется, я тоже пойду, на рекогносцировку (22).

Ципперсон почесал пузо и развел руками.

- Добро, парни. Если по дружбе играть не хотите, я тоже пасовать не намерен. Чай не гой (23). Начинаем забег без приоритетов и правил. Кто первый девочку нагибает – тот прямо с моими пижамными штанами ее тепленькую и забирает. По рукам?

И они ударили по рукам.

(22) Рекогносцировка - разведка силами самого командира.

(23) Гой - не еврей.

Глава 14. День, который многое изменил

Меня разбудило отличное настроение. Лучи солнца едва набирали силу, с трудом заползая на подоконник. Я улыбалась, щуря глаза и блаженно потягиваясь. Не понятно, чего сейчас хотелось больше: валяться в уютной постели или петь и танцевать.

Отдав дань шелковистому белью и полежав минут пять, я все-таки встала и пошлепала в ванную комнату, даже не заметив, как начала напевать вчерашнюю мелодию общего танцевального выхода. Пол шестого утра. А ведь я всегда считала себя совой, вот как благотворно на организм действует чистый загородный воздух.

Дверь, на всякий случай, не закрывала. Да и за ручку взялась, почти не дыша. К моему облегчению, утро решило остаться великолепным и обойтись без подвохов и подножек. Дверь открывалась туда, куда и должна была по задумке архитектора, из моей спальни в мою же ванную. Какое облегчение.

После тренировки я серьезно займусь изучением своей способности, а пока – надо подготовиться к репетиции.

Вскоре планшет был включен, и я старательно раскладывала на составляющие движения записанные части танца. До завтрака хорошо бы успеть выучить еще пару кусочков Казимировского безумия.

- Раз, два, три, четыре, пять. Саня будет танцевать! - скандировала я, двигаясь по сложенным вместе элементам и перекрикивая мелодию. – Ноги выше. Сбросим жир. «Браво» – скажет Казимир! Все получится путем! И подавится Артем!

Я повторяла и повторяла движения. Танцевальные па давались нелегко. Мой здоровый организм, обычно весьма активный, утверждал, что вот такой мышцы вообще не существует, это гнусная инсинуация и поклеп на хрупкое девичье тело. А вот это лучше вообще не делать, у него тут нежненько, здесь кругленько, а тута – просто забудь, несносная, это припасы, их нельзя трясти.

- Раз, два, три, четыре, пять, Саня будет танцевать! - повторяла и повторяла я, пока со стоном не упала в кроватку. – И подавится… сам знает кто.

К завтраку я выходила, немного уставшая, но полная решимости впечатлить достижениями и спонсоров, и конкуренток, и хореографа.

- Всем привет, - бодро поздоровалась я чередой хмурых, заспанных лиц, рядком сидящих за столом. – Как дела, соседки? Меня зовут…

- Саня! – хором рявкнул стол. – Знаем! Теперь мы в курсе.

- Я уже тоже хочу, чтобы Артем Демидович подавился, - хмуро сказала Клава, - если каждые десять баллов штрафа будут поднимать нашу Саню на рассвете, я потребую, чтобы директор поменялся со мной комнатами и сам все про себя слушал.