Белоснежка и Аллороза

Эта надпись почти терялась рядом с большими белыми буквами, прикрепленными к низкой стене, окружавшей клумбу с буйно цветущими глоксиниями. Допустим, вы собираетесь заявить, что кто-то ударил вас по голове и украл ваш кошелек, — первое, что вам бросается в глаза, — надпись: «Управление охраны общественного порядка». И только после того, как вы подниметесь по ступенькам и откроете одну из дверей, вы поймете, что попали в полицейский участок. Калуза — город осторожный, сдержанный.

Я нашел Мори Блума на третьем этаже.

Он куда-то торопился.

Возможно потому, что полиция только что обнаружила в реке труп.

— Река Сограсс, — ворчал Блум, — протекает через Птичий заповедник.

Он перебирал фотографии, сделанные криминалистами. Фотографии изображали изуродованный труп женщины, пробывший в воде долгое время. Я догадался, что это женщина, только потому, что на трупе было платье. Установить пол мертвеца по безволосому черепу и деформированной плоти было невозможно.

— Аллигаторы сожрали обе ноги, — сообщил Блум. — Она, вероятно, пришлась им не по вкусу, иначе покончили бы с ней. Никаких примет для опознания, и неизвестно, сколько времени она пробыла в воде. Как ты думаешь, приятно прийти на работу в понедельник утром и увидеть это на своем письменном столе? Я отправляюсь в морг, хочешь со мной?

— Нет, — твердо сказал я.

Я был с ним в морге в связи с предыдущим делом, которое он расследовал. Блум называл его «делом Красотки и Зверя», хотя я считал его трагедией Джорджа Харпера. В течение многих недель после посещения морга его запах неотступно преследовал меня. Я бесконечно намыливал руки и промывал ноздри соленой водой. Пока живу, я не переступлю больше порога морга. Не уверен, что хотел бы попасть туда, будучи трупом.

Блум был в расцвете сил. Он снова употреблял спиртное после недавно перенесенного гепатита и, как я подозревал, прибавил добрых пятнадцать фунтов. Большой вес гармонировал с его мощным телосложением. Я при росте ровно шесть футов вешу сто семьдесят фунтов. Блум на дюйм выше меня, но весит, наверное, все двести двадцать. С самым траурным видом он продолжал рассматривать фотографии погибшей. У Блума всегда такой вид, словно он вот-вот разрыдается. В своем помятом голубом костюме он выглядел так, словно только что отпустил на волю под честное слово какого-нибудь каторжника. У него были крупные руки с опухшими суставами — руки уличного драчуна — и продувная физиономия лиса с лохматыми бровями, карими глазами и не единожды переломанным носом. Интересно, была ли у него татуировка? Я готов был поклясться, что была, и не одна.

Он бросил фотографии на стол.

— Зачем пожаловал? — спросил он.

— В прошлом году двадцать седьмого сентября некий полисмен отправился в особняк Уиттейкеров на Бельведер-роуд, арестовал женщину — Сару Уиттейкер и препроводил ее в филиал Дингли, в госпиталь Добрых Самаритян.

— Ну?.. — сказал Блум.

— Я бы хотел побеседовать с ним.

— Тебе надо повидаться с лейтенантом Хэнскомбом. Он командует полицейскими. Ты уверен, что не хочешь пойти со мной в морг?

Лейтенант Роджер Хэнскомб (табличка на его столе свидетельствовала о том, что именно этот человек мне и нужен) разговаривал по телефону с подчиненным, которому было поручено осмотреть место преступления в Птичьем заповеднике. Из услышанного я уяснил себе, что полиция все еще ищет причину, по которой труп прибило к южному берегу реки Сограсс в шесть часов утра. Поисковая партия, как оказалось, не очень утруждала себя: людей отпугивало семейство аллигаторов, которое обосновалось тут среди мангровых зарослей. Все знали, что ноги женщины были съедены аллигаторами. Хэнскомб убеждал подчиненного в том, что тот просто обязан по роду своей службы отыскать хоть что-то для опознания погибшей. Да, обязан, и ему наплевать, сожрет ли кого-то аллигатор или нет, — важно, чтобы поручение было выполнено.

Когда лейтенант положил трубку, он был багровым от злости. Но так как Блум просил его помочь мне, Хэнскомб был вежлив и предупредителен.

Он вызвал секретаршу — высокую рыжеволосую девицу в узкой черной юбке, белой блузке и черных туфлях-лодочках на высоких каблуках — и велел ей принести досье. Он назвал его «досье телефонных вызовов и откликов на них». (Позже я узнал, что в полиции хранится список телефонных вызовов вместе с их детальной диспозицией.) Секретарша вернулась минут через десять со скоросшивателем, содержавшим пачку обработанных компьютером данных. Хэнскомб перелистал досье и добрался до 27 сентября. Палец его пробежал по строчкам и остановился на времени, близком к полуночи: одиннадцать тридцать.

— Особняк Уиттейкеров? — спросил он.

— Да.