Белоснежный роман

Прощаясь, снисходительно назвала Настю «деточкой», хотя разница между ними в возрасте была лет пять, наверное. Как позже выяснилось – именно пять и есть.

В этот день папа пришел ночевать домой для того, чтобы поговорить с Настей, но разговор у них не сложился. Настя просила его, умоляла одуматься, выбрать себе какую-нибудь другую женщину, по этой же сразу все видно – недалекая, но хваткая, цепкая, расчетливая. Папа что-то объяснял про то, что нет у него больше сил жить сплошным горем, выгорел он весь внутри, что ему нужна нормальная жизнь, забота и любовь, а Альбина его любит.

– Да она тебе что хочешь расскажет, Альбина твоя! Что любит до смерти, лишь бы захапать! – почти кричала Настя, недоумевая от такой его ослепленности. – Господи, папочка! Ты же очень умный, сильный, ну разве ты не видишь, что она хищница.

– Ты просто ревнуешь, – устало произнес Юрий Андреевич. – И это понятно, Настюша. Время пройдет, ты узнаешь ее получше, и вы подружитесь.

Упоминание о времени, которое должно непременно что-то там сделать с ее чувствами, произнесенное именно им, в один момент отрезвили Настю, и она сказала:

– Хорошо, пап. Это на самом деле твоя жизнь, и ты волен любить кого угодно и поступать так, как считаешь нужным. У меня только одна просьба.

– Что угодно, Настенька, ты же знаешь, – печально улыбнулся он ей. – Что угодно.

– Не приводи ее больше в наш дом. И жить здесь с ней не надо, – и попросила от всего сердца: – Пожалуйста.

– Да, – кивнул он. – Я понимаю. Конечно.

Подошел к ней, обнял. Прижал к себе. Они так постояли, помолчали, пораскачивались немного, успокаивая и ободряя друг друга. Юрий Андреевич отклонился, посмотрел на дочь, поцеловал в лоб и сообщил еще одну новость:

– Я, наверное, уеду в Америку преподавать. Зовут.

– Тебя все время зовут, – напомнила Настя. – То в Европу, то в Америку. Ты же всегда смеялся над этим «зовом», говорил, что здесь интересней.

– Там тоже нескучно, – невесело усмехнулся Юрий Андреевич. – Только я, Настя, наверное, насовсем уеду. Жить, преподавать и заниматься наукой.

– С Альбиной?

– Да.

– Это ее идея?

– Скажем так, она мне помогла сделать правильный выбор. – И вдруг он произнес такое, о чем молчал все эти годы, что носил в себе, как приговор, и отчего у Насти болезненно сжалось сердце. – Наточка умерла от того, что слишком много работала. Это все из-за меня. Из-за того, что я, здоровый мужик, не мог достойно обеспечить семью своими жалкими научными копейками. Я себе никогда этого не прощу. Никогда. И не желаю больше нищенствовать и обязан хотя бы тебя нормально обеспечить. Раз не получилось всех.

– Это неправда, пап! – воспротивилось все в ней.

– Не спорь, Настик, я все давно передумал, осмыслил и понял.

– Не буду спорить, – пообещала она, но не удержалась: – С такой женщиной, как Альбина, обеспечивать ты будешь только ее, а не себя или меня.

– Не ревнуй, – повторил он и погладил ее по голове.

Через три месяца Юрий Андреевич, не предупредив Настю, продал их дом, разумеется, вместе со всеми яблонями в саду.

Пресловутый квартирный вопрос в их семье бабушка с дедом оформили таким образом, что московская квартира, в которой они жили, была приватизирована на троих собственников: бабушку с дедом и Настю, а дом с участком в Подмосковье – на маму и отца.

После всех смертей квартира полностью перешла во владение Насти, а мамина доля в доме была поделена между папой и Настей. И на эту часть доли она написала папе генеральную доверенность, когда понадобилось переоформлять документы по участку и домовладению.

Папа пришел вечером к Насте и сказал, что продал дом.

А она постояла-постояла, глядя на него, осмысливая сказанное им, и упала в обморок.

Юрий Андреевич перепугался страшно! Вызвал «Скорую помощь» и до ее приезда держал Настю на руках и все переносил с дивана на кровать и опять на диван, не отдавая себе отчета, что делает.

Она пришла в себя до приезда «Скорой», открыла глаза и сразу спросила:

– Зачем ты это сделал?

– Нам нужны деньги, Настенька. – Папа сразу как-то постарел лет на десять. – Мы с Альбиной оформляем документы на выезд в Америку. Там надо обустраиваться, на что-то жить. И тебе надо на что-то жить здесь, пока я начну зарабатывать и присылать. Одна ты с домом и садом не справишься.

– Но это же наш дом, – растерянно недоумевала она. – Как же я теперь без него буду?

«Скорая» приехала, Насте сделали успокоительный укол, который не мог ее успокоить никаким образом, и смешно было на это надеяться.

Папа остался с ней пожить на неделю и казался Насте состарившимся, каким-то потускневшим, потерянным, прибитым чувством вины и совершенно несчастным.

И она сказала себе: хватит мелодрам! Хватит! Папа прав, ты бы все равно не потянула одна этот дом. Не потянула! Ни по деньгам, ни по силам.

Продали и продали – все! Но оказалось, что все-таки не все – ей предстояло еще и прощание с домом.

Новые хозяева дали им неделю на вывоз вещей.