Белоснежный роман

Настена еще разок вздохнула и решительно открыла дверь номера, хотя явно была смущена и даже слегка покраснела, запирая дверь на ключ. Вольский же с удовольствием веселился над ее совершенно неуместным смущением.

Заперев дверь, Настя посмотрела на него осуждающе строго, призывая к большей серьезности, но добилась ровно противоположного результата – Вольский уже не тихо хмыкал, а откровенно посмеивался.

Настасья демонстративно развернулась, чтобы идти к лифтам, и в тот же момент резко замерла на месте, постояла так пару мгновений, повернулась назад и указала рукой в другой конец коридора, заканчивавшийся номером люкс, печально известным пропажей постояльца.

– Неладное здесь что-то.

– Что? – повернулся Максим следом за ней.

– Видишь, тележка горничной стоит. А она не должна там убирать. Туда вообще никому входить нельзя, пока полиция не осмотрела номер. – И решительно распорядилась: – Идем.

– И что ты хочешь делать – посмотреть на эту тележку вблизи, чтобы разгадать природу ее появления возле запретного номера люкс? – спросил с иронией Вольский.

– Думаю, проще всего будет разгадать эту самую природу, заглянув в номер, – в тон ему ответила Настя.

– Так я и знал, – безнадежно вздохнул Максим.

– Мы одним глазком, – остановилась она у люкса и приободрила его: – Он вообще может быть закрыт.

С этими словами Настасья извлекла из сумочки свой уже известный батистовый платочек, накинула его на ручку двери, взялась за самый ее кончик и осторожно нажала…

И дверь подалась.

– Так, – жестко произнес Вольский командирским тоном и нежно, но настойчиво отстранил Настю от двери. – Стой здесь, я посмотрю.

– Я не смогу здесь стоять, Максим, – честно призналась она.

– Ладно, – посмотрел он на нее недовольно, – держись сзади.

Он вошел в номер и громко позвал:

– Кто-нибудь есть?

Ответа не последовало. Вольский, медленно ступая, прошел вперед, Настя, двигавшаяся за ним сзади, вдруг окликнула с тревогой:

– Стой!

– Что такое? – развернулся он к ней.

– Что-то не так. Что-то очень не так, Максим. Ты запах чувствуешь?

– Запах? – он принюхался. – Ну есть что-то непонятное, но совсем чуть-чуть.

– Смотри, – она показала на вазу с фруктами, стоявшую на столике у зеркала в прихожей. – Идем посмотрим, чем пахнет, только старайся ни к чему не прикасаться.

– Да уж постараюсь, – проворчал он.

В гостиной и спальной комнате все оставалось без изменений, как и было в прошлый раз, когда Настя заходила сюда, а в ванной…

Снова прибегнув к помощи платочка – накинув его на ручку двери и нажав на самый ее краешек, Настя вошла в ванную комнату, забыв предупреждение Вольского следовать только за ним.

Зашла и чуть не запнулась о чьи-то ноги…

И увидела все сразу. Сердце бешено заколотилось, ноги ослабли, и Настя резко судорожно вздохнула, оторопев от ужаса.

На полу в неестественной позе, как брошенная кукла с неправильно, не по-живому вывернутыми ногами, в странной позе лежала горничная Зиночка с искаженным мукой лицом: глаза вылезли из орбит, язык вывалился, лицо налилось кровью, а на шее синела четкая полоса.

И пахло! Вот и нашелся источник странного запаха!

И это было так страшно!!! Так ужасно, неправдоподобно страшно!!!

– Максим!!! – заорала Настя, забыв про всякую конспирацию, и прижала ладони к губам.

Он сильно дернул ее на себя, резко вытащив из комнаты, как пробку из бутылки, одним каким-то движением, задвинул себе за спину и только после этого рванул в ванную и замер в последний момент, наткнувшись взглядом на Зиночку.

– Твою мать! – гаркнул Вольский, провел ладонью по волосам, словно что-то пытался сдернуть, и повторил, как выплюнул: – Твою ж мать!

– Максим… – заплакала Настя.

Он развернулся, шагнул из ванной комнаты к ней, притянул резко к себе и жестко прижал к груди ее голову.

– Тихо, тихо, – уговаривал он ее. – Просто не смотри туда.

– Я должна, – сказала она жалобно сквозь слезы.

– Нет, – отрезал он жестким командирским голосом. – Не должна. Все, Настя, шутки кончились. И игры в детективов тоже. Девочка погибла.

– Должна, – помолчав, повторила Настасья, перестав плакать. И вырвавшись из-под его ладони, прижимавшей ее голову к его груди, твердо посмотрела ему в лицо. – Она не погибла, ее убили. И я почти знаю, кто это сделал. Почти знаю. Мне осталось совсем чуть-чуть, только сопоставить некоторые детали и понять кое-что. Если я этого не сделаю, его не поймают. Понимаешь? Разоблачат и вычислят, может быть, но не факт и неизвестно когда. Он очень хитрый и все хорошо рассчитал. Его точно не поймают, он успеет уйти.

Они стояли так и напряженно смотрели в лица друг друга.

И оба отчетливо понимали, что сейчас решает Вольский, по праву человека, всегда берущего на себя ответственность в тяжелых ситуациях, по праву командира, по праву настоящего мужчины.

И это было неоспоримо верно.

Как и то, что он только что сказал, – игры закончились. На арену вступила смерть. Страшная, жуткая, подлая и предательская.

И девочку убили.

– Хорошо, – принял решение Вольский и жестким тоном предупредил: – Без меня – ни шагу! Никуда, даже в туалет! Это понятно? Ни одного движения без согласования со мной!