Беловодье

— Я бы предпочел прозаическую форму. Но проза не обладает такой колдовской силой, как поэзия.

— Мне твои хулиганства не страшны, женишок… — пробормотал дядя Гриша, пытаясь подняться. Но вновь сполз на пол. У него носом шла кровь. — Я сам хулиган…

— Никакого вреда Машеньке не причинили. Ей лишь внушили, что ее похитили. На самом деле ее и пальцем никто не тронул. — Кажется, Сазонов ожидал этим признанием произвести потрясающий эффект. Но почему-то не произвел.

— А синяки? А следы уколов? — Дядя Гриша не верил.

— Иллюзия.

— Хулиган помоечный, ты ж над девочкой моей издевался!

— Вы так это все воспринимали. А на самом деле ничего подобного не было.

— Мне на твои оправдания насрать. — Дядя Гриша наконец поднялся. Его повело в сторону, и он плюхнулся в кресло.

— Оставьте его, — вмешался наконец Иван Кириллович. — Все не так ужасно, как вы думаете. И отпустите меня.

— Зачем? — спросил Роман.

— Что? — не понял Иван Кириллович.

— Зачем мне вас отпускать?

— Послушайте, Роман Васильевич, вам никто препятствовать не будет, клянусь. Что хотите, делайте. Но и мне не препятствуйте.

Ожерелье на шее Романа пульсировало — справиться с Сазоновым оказалось не так-то легко.

— Я вам не препятствую, Иван Кириллович, — сказал колдун. — Хотя на самом деле вам из Беловодья надо выйти и дверь закрыть. Всем надо отсюда уйти. Неужели не ясно, что жить в Беловодье нельзя? Здесь нельзя мусорить, мочиться, гадить. Здесь даже дышать нельзя. Сюда можно лишь на миг войти, да и то, остановив на этот миг дыхание, глянуть, удивиться и назад — в реальность.

— Кто вам это сказал?

— Я сам знаю.

Гамаюнов вздохнул. Довольно тяжело.

— Какое это имеет значение: нельзя… можно… Все равно с Беловодьем ничего не вышло.

— А это?! — Роман махнул рукой в-сторону окна, где в ночи светилось таинственное озеро. — Это же прекрасно. Вы-то сами понимаете, что это прекрасно?

— Да, Шамбала, зерно цивилизации. Мы погибнем, созданное нами исчезнет, но цивилизация вновь возродится и из своего тайного убежища явится. А вот для нынешнего мира мы ничего сделать не можем. Круг больше не расширяется. Беловодье было таким почти с самого начала. Да, в первые дни росло, а потом остановилось, замерло. И так уже много лет. Оно должно было раскрыться, как цветок. Увы, не получилось.

— Потому что вы залезли внутрь, как гусеница, и скушали ваш цветочек. То есть лепестки остались, а завязи нет. — Роман презрительно фыркнул. — Лешка понял это, потому и сбежал тогда, в первый раз. Так что вам придется отсюда уйти.

— Я не могу.

— Это почему же?

Гамаюнов с шумом втянул в себя воздух, будто собирался прыгать в воду, потом так же с шумом выдохнул и попросил:

— Подойдите.

Роман не стал спорить, приблизился.

— Отогните ворот свитера.

Роман сделал так, как его просили. На шее у Гамаюнова не было ожерелья. Колдун несколько раз моргнул, не в силах поверить.

— Сазонов?

— Нет.

— Но как… получилось?

— Беловодье. Оно растворило ожерелье. Нельзя было все время находиться внутри. Я знал это. Но не мог заставить себя выйти. Представьте. Других — заставлял. Гнал буквально. А себя — не смог. Видите, здесь никого больше нет, кроме меня и Грега. Даже Надя приезжала сюда изредка. А я не в силах был уйти. Даже когда понял, что ожерелье исчезает, все равно не смог. Мечта оказалась сильнее. — Иван Кириллович извинительно улыбнулся. — Но я не жалею. Тут, внутри, я многое могу. А большего и не надо. Я здесь отшельничествую.

— Но как же…

— Я использую Беловодье вместо ожерелья. Его сила — моя сила.

— Что ж вы не освободились сейчас! — усмехнулся Роман. Как ударил.

— Если оно позволяет использовать свою силу, — уточнил Иван Кириллович. — Но за пределами стены я — никто. Потому и ограду не смог починить. Ведь для этого надо выйти заграницу внутреннего круга.

— Он станет обычным бомжем, когда его выгонят отсюда, — внезапно подал голос Сазонов. Кажется, это открытие его радовало.

Иван Кириллович обвел взглядом присутствующих:

— Кто осмелится?

— Почему бы и нет? — Сазонов торжествующе усмехнулся. Спеленатый заклинаниями, он вел себя как победитель. Роман вновь невольно восхитился его выдержкой. — Чем ты лучше других, что ползают по помойкам? Новые властители позволили себе наплевать на них и выгнать к чертовой матери из их уютного кружка, внутри которого они были защищены от всех тревог, бурь и напастей. Это было их Беловодье, где они прежде скромно кормились и однообразно работали, не тревожась о грядущем. Внутри своего круга все верили, что они — самые лучшие в мире. А теперь у них ничего нет. Почему же ты вообразил себя исключительным?

— Вадим, когда мы работали с тобой в проекте, ты говорил совершенно иное.

— Нет. Это тебе слышалось другое. Я никогда не страдал идиотизмом. Это ты все повторял: Шамбала, цивилизация. А меня это не интересовало.

— Так, хватит, наболтались! — Роман поднялся. — Григорий Иванович, Баз, вы побудьте с Сазоновым. На всякий случай. Что-то я не доверяю этим путам Беловодья.

— Вы должны пообещать, что оставите меня здесь, внутри круга, — попросил Иван Кириллович.

— Не мне решать, — отрезал Роман.

— Что?