Как правило, в Губернское присутствие, располагающееся в здании за номером 35 по проспекту Римского–Корсакова Тарасова вызывали именной депешей не более двух раз в полгода. Он лично доставлял отчёт по делопроизводству на стол губернскому прокурору. А далее три дня, будучи официально приглашённым в именитые дома на всякие светские рауты и фуршеты, принудительно развлекался. Не прийти-то нельзя, вздыхай – не вздыхай, а великосветский этикет обязывает.
Но нынешний случай по убеждению Игнатия Васильевича депеши не требовал, и Тарасов принял решение без особого вызова отправиться к губернскому прокурору, дабы получить аудиенцию и в личной беседе осведомить Его Превосходительство о происшествии близ Бабигонских высот, изложить суть дела, надумать последствие и выразить в общих чертах свои тревоги и опасения.
Поезд из Ревеля сделал остановку в Старом Петергофе на более длительный срок, чем обычно.
Задержалось движение тем, что пассажиров с разным багажом на перроне станции скопилось слишком много. Кое-где с посадкой в вагоны второго и третьего класса возникла чехарда.
– Экое табурище тут приключилась! – усмехнулся Тарасов, и соответствуя своему немалому чину, неспешно проследовал в довольно просторный пульман. И занял место в купе для двоих.
Через малое время к нему в купе заглянул некий, довольно молодой, но видом напыщенный господин. Замешкался в раздумье, перемялся с ноги на ногу, но всё же уселся – облюбовал свободный диван напротив Тарасова.
«Неприятный, высокомерный и видом скользкий тип. Наверняка плут картёжный, – подсознательно отметил уездный исправник, однако одёрнулся и отогнал профессионально навязчивые мысли: – Мерещатся же тебе повсюду жулики, исправник. Отдохнуть бы в какую-либо могилёвскую деревню нынче хорошо бы. Или вовсе в отставку отправиться, Игнатий Васильевич. А то ведь, не ровен час, на государевой службе окончательно умом в паранойю свихнёшься».
– Франц Адамович фон Штиглиц, – назвался попутчик. – Берг-гауптман горного ведомства.
– Уездный исправник Тарасов, Игнатий Васильевич, – в свой черёд представился Тарасов и осведомился: – Вы Александру Людвиговичу?..
– Племянник, – с нескрываемой важностью ответил Франц Адамович и уточнил: – Внучатый племянник.
Уездный исправник, в продолжение беседы, сдержанно:
– Рад нашему знакомству.
Берг-гауптман, в ответ, небрежно:
– Весьма польщён.
Однако же далее барон умолк и в плохо скрытом дискомфорте поджался коленями к окну.
«Так вот оно в чём дело, – смекнул Тарасов. – Брезгливый ты, Ваше Превосходительство. Видать мечтал в одиночестве ехать, а тут я – в попутчиках. И вероятно после оправления желудка в общественном нужнике, что на привокзальной площади – не благоухаю».
Игнатий Васильевич украдкой принюхался к своему сюртуку и отметил:
«Ну, так и есть. Жуть как провонял хлорной известью».
Отбытие поезда обозначила станционная рында. Паровоз загудел и сдёрнул состав с места. Клубы густого белого пара заволокли перрон – скрылись из виду провожающие, служивый железнодорожный и случайный люд.
Промелькнулось.
Близ торговых ларьков меж собой бранились грузчики – не поделили медяки. Старший смотритель расторопно семенил в пакгауз…
Минута, а за ней другая, и чертоги Старого Петергофа остались позади. Поезд набрал скорость.
Случайные попутчики (Тарасов и Штиглиц) ехали в просторном пульмане в совершенной гармонии, то есть старались не раздражать друг друга какими-либо навязчивыми обращениями.
Барон вяло листал старый, потрёпанный выпуск «Вокруг Света». Тарасов рассеянно глядел в окно и размышлял о своём.
«Кой чёрт затащил этого господина на Бабигонский тракт? – прикидывал в уме Игнатий Васильевич, освежал в памяти утренний рапорт. – Неужели он возвращался пешком? Ведь мог же нанять экипаж. Не беден и не скуп. Выпивкой не усугублял. Игрою в карты не увлекался. Общественные приличия соблюдал – в номерах мадам Люси с гулящими девицами не отсвечивал, вёл себя сдержанно. Порою слишком сдержанно. Даже на гране праведного. Но в столь поздний час и пешком?.. А возможно и в ранний час?.. И почему он оказался на кладбище? Чего ему там было делать?»
Тарасов мысленно запнулся и украдкой перекрестился:
«Вот ведь постыдная ирония. А нынче ему там самое место, упокой Господь его безгрешную… Или грешную?.. И всё-таки пешком? Ну да, пешком».
Игнатий Васильевич предположил:
«А если застрелили в другом месте, а на погост привезли бричкой и сбросили бездыханное тело – где пришлось?»
Тут же усомнился:
«Нет. Такому обстоятельству происшествия быть невозможно. Никаких следов. Совершенно нет никаких намёков на конную повозку. Чего же он там делал?»
– Как вы себе представляете, – не сдержался барон, потерял интерес к чтению журнальных очерков – небрежно отбросил печатное издание по другую сторону дивана. – Достанет ли нынче у Императора рассудка хотя бы на этот раз не увязнуть в войне с османами на Кавказе?
– Я полагаю, что наш Император… – Тарасов замялся, кашлянул в сторону: – К-х-м…