Бельведер

– Пакость!.. Прости, Господи… – фон Штиглиц перекрестился. – Чего тебе квакает в болоте, то и съедят. А после и сами, как те жабы без разбору друг на дружку лезут. Срам один на них и всяко призираемые нами. С той обиды и надулись. Жабы они и есть. В Notre-dame de Paris (франц. Собор Парижской Богоматери) наш колокол вывесили и нынче звонят. Дескать, глядите русские, вот каким чином вы с нами, таким и мы с вами обошлись. Вы, дескать, с наших наполеоновских пушек уличные столбы себе поделали, что у Троицкого ныне стоят. А мы в ваш православный благовест в Нотер-Дам-де-Пари для куртизанок к созыву на исповедь звонить станем. Тьфу! Жабы!.. И ладно бы в бою геройски взяли. А то, ведь, купили у турок в мизерную цену.

– Эн нет, – возразил Тарасов. – В Крымской баталии компромисс с коалицией был не возможен. Не для того они вокруг Чёрного моря собирались, чтоб задушевные беседы устраивать. А нынче Кавказ для России, что давеча Балканы для самой Европы. Такие дела, сударь. Для них-то мы прикрыли турецкую лазейку. А себе с Кавказом как обмишурились? Головы в наших министерствах светлые и суждения в них частью мудрые. И урок тот выучен. Да не усвоен.

– Вы настаиваете? – призадумался Франц Адамович.

– Уверен, – ответил Тарасов. – Турок себя ещё проявит. Задаст острого перцу и нашим, и вашим. Но согласитесь же, барон, ведь прищемили османы европейцам хвосты. Спуску им не дают, всё реваншем грезят. А ну, как и нас, пока мы на Дунае переправы строим, в Закавказье подожмут под самое Российское брюшко. Что тогда?

– Ну, знамо дело, неприятность, – не смело предположил берг-гауптман.

– Беда! – усилил Тарасов. – Не получат турки баталию в Ардагане – пролезут на Кубань. А там заерепенятся ногайцы. И пошло-поехало… А, этаким водоворотом, глядишь, австрияки с венграми не спасуют, и сядут в Чигирине, Хороле и Чугуеве.

– Казацкая старшина предаст, считаете? – насторожился барон.

– Предаст, – Тарасов ответил убеждённо. И разочарованно добавил: – А вот на сей раз вопрос всего лишь в деньгах.

Барон Штиглиц проникся тревогой и далее уже сам надумал окончательные неприятности:

– С юга-востока по краю Каспия не устоят супротив татар кизлярские казаки. С Дуная не поспеет Скобелев. С запада мадьяры от берегов Ингульца да сквозь Новую Прагу сомнут Бахмутовский гусарский полк. Измайловские роты замешкаются в Польше. И всё!.. Шагай себе разношёрстное вражье племя семимильными шагами отовсюду хоть и до самой Волги. А там возможно утратить Камышин?!.. А тут Казань и прочие от Государя отрекутся?!

– Вот вам и Кавказ, как сомнительная компания, Франц Адамович, – пристыдил барона за прежнюю геополитическую близорукость подполковник Тарасов: – Как говориться, весь расчёт – до полушки.

– Что же Англия? – вскинулся статью фон Штиглиц. – Ведь Император, как не противился, но всё же уступил и подписал манифест. В угоду их ростовщикам провёл уму непостижимо затратную для государственной казны земельную реформу. И сам откупил крестьян с наделами. Поссорился с помещиками и в министерствах вызвал разногласия. Неужели и на этот раз британцы окажутся нам в контрах и не вступятся?

– Ещё как вступятся! – явил сарказм уездный исправник. – Но только, как и прежде на стороне османов. Так ведь и ждут тамошние пэры и лорды крайнего русского ослабления, дабы друга дружку обгоняя бегом рвануть на Кольский полуостров и в Олонецкую губернию. И там уже заложив салфетку, ножами и вилками российский пирог промеж себя поделить. А уже после, то поделённое иначе и всякими латинскими словами обозвать. Было, дескать, ваше, а теперь – нет. И не вспоминайте, русские.

– Но позвольте!.. А как же Королева?

– Эх, оставьте, – отмахнулся Тарасов и съязвил:

– Всенепременно с Ея Высочайшего… молчаливого согласия и поделят. И не ищите в Августейшем поведении корыстной подоплёки. Нет таковой. А смешно сказать, обычная внутриутробная бабья ревность. Ну, неужели вам взбрело подумать, что Королева за давностью простила Александру дармштадскую избранницу взамен себя.

– Ну что же, – пребывая в нескрываемом огорчении, пробормотал фон Штиглиц. – Здравомыслие признаю. Правда – за вами, – согласился: – Беда.

– Вот ведь и правильно, – похвалил Тарасов. – И дай Бог нашему Государю Александру Второму Николаевичу долгие лета, крепости духа и ясного разумения. Мы и раньше супостата били и ныне побьём. Чай силушка богатырская в народе не иссякла. Да и славными полководцами Бог не обделил.

– Вы о Бебутове и Барятинском? – несмело предположил барон.

– Так точно, – подтвердил уездный исправник.

Господа испытали обоюдную симпатию и в знак единомыслия пожали друг другу руки. Но до самого окончания пути более не проронили ни слова.

Расстояние от Старого Петергофа до Санкт-Петербурга – незначительное. Дорога заняла час с четвертью. За окном вагона в мягких тонах постелилось подпетербуржье; промелькнули дачные усадьбы Стрельны, монастырские Сергиевы посады, позолота куполов храма Адриана и Натальи в Старо-Паново.