Белые и черные

Разбудила его тишина. Оглядевшись вокруг, Алехин увидел, что он один в пустом полутемном зале. Электрические лампочки погасли, служащие ушли домой. В центре сцены все еще стоял шахматный столик с фигурами – эшафот его позорной казни. Кругом царил беспорядок: валялись стулья, сорванные толпой объявления. Медленно обвел поверженный шахматный гигант стены, завешанные рекламными щитами, гладкий потолок, ряды опустевших стульев. В зале не было ни одного человека, все ушли с Эйве. Алехин никому уже не был нужен. Его покинули даже враги.

Вдруг взгляд его упал на заднюю стенку сцены. Оттуда из полутьмы внимательно и зло глядел все тот же рыцарь с картины, только в его взоре теперь появилась торжествующая yсмешка. «Доволен! Смеется!» – возмутился Алехин. Ненависть охватила измученного чемпиона. «Проклятый рыцарь. Мучил меня весь матч. Вот задам тебе сейчас!» Нелепая злая мысль промелькнула в усталом мозгу. В зале никого нет. Изрезать этого проклятого рыцаря, изорвать, выцарапать ненавистные глаза! Кто узнает; подумают, что повредили в суматохе торжества. Алехин уже сделал, было, шаг к задней стенке, но вдруг заметил сторожа, появившегося в зале у выхода. План мести сорвался.

Тяжело ступая, прошел Алехин мимо одинокого сторожа, миновал коридор, фойе и вышел на улицу. Косой дождь неистово хлестал редких ночных прохожих. Лакированные туфли снятого с доски истории шахматного короля с брызгами резали желтые от света витрин лужи. Алехин ничего не замечал: ни хлещущих в лицо дождевых струй, ни вымокшего фрака, ни смятой, скрутившейся белой бабочки, надетой в честь Эйве. Когда швейцар «Карльтон-отеля» открыл входную дверь, мимо него проплыло страшное, мокрое привидение во фраке. С трудом переставляя ноги, оно медленно поднялось по ступенькам лестницы и бесшумно исчезло за поворотом в коридоре второго этажа. В номере Алехин вынул из шкафа начатую бутылку и, раз за разом, выпил несколько рюмок. Коньяк согрет его и вернул силы. По укоренившейся привычке обязательно смотреть сыгранную партию, он расставил шахматы и ход за ходом разобрал все события сегодняшней встречи.

– Господи, как плохо я играл! Неужели это конец? – с тревогой спросил Алехин не то сам себя, не то точеные шахматные фигурки. В ответ по полированной мордочке белой пешки покатилась крупная светлая слеза. Может быть, это просто померещилось Алехину, возможно, «капля дождя упала с мокрых волос, но на миг Алехину стало теплее и радостнее на душе. Как-никак, все-таки не в полном одиночестве переживает он свое неутешное горе.

И в эту ночь Алехин не сомкнул глаз. Он даже не ложился. Неподвижно просидел долгие ночные часы, уставившись на шахматную доску остекленевшим взглядом, перебирая пальцами фигурки. Ни одного слова участия не услышал он ни от кого в эти трагические минуты, ни вздоха сожаления не вырвалось ни из одной груди. Никому он не был нужен, никто не остался на его стороне в этот страшный момент. Он был один, один во всем мире.

Рассвет застал Алехина сидящим за столом. Бутылка была пуста, фрак и белый жилет еще не успели высохнуть за ночь. Бывший шахматный король не обращал ни на что внимания. Мысли его витали где-то далеко, уставшие веки то смыкались, то вновь раскрывались. Обида, злость, отчаяние сменяли друг друга в груди поверженного, честолюбивого чемпиона.

В полдень позвонил по телефону Флор.

– Алло, доктор! – веселым голосом сказал Флор. – Поедем в Москву. Я получил письмо, приглашают на турнир.

– Когда? – механически спросил Алехин.

– В мае. Будут играть Ласкер, Капабланка. Выслали приглашение тебе. Готовься. – Флор говорил так, будто не было ни матча с Эйве, ни этого позорного поражения.

– Спасибо, – тихим голосом поблагодарил Алехин.

Положив трубку, Алехин опять надолго задумался. Временами его глаза как будто оживали, он даже улыбался. О чем вспоминал этот одинокий человек, потерянный в фешенебельном отеле в самом центре большого современного города? Какие картины вставали в его мозгу, какие сцены рисовала перед ним память? На миг радостный свет озарял его лицо, затем оно вновь становилось печальным. Только что пережитая трагедия душила все светлое.

– Нет… – тихо шептали его пересохшие губы. – В Москву только чемпионом… Только чемпионом.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ СМЕРТЬ

1

Временами казалось, что рассерженные, возбужденные люди, сидевшие за большим столом, вот-вот бросятся на маленького человека с густыми бровями и восточным разрезом глаз и вмиг растерзают его в клочья. Вот уже четверть часа в ресторане шел жаркий опор: слава были резки и гневны, голоса грозны, глаза метали молнии. Увлекшись пламенной речью, грузный, высокий мужчина яростно размахивал руками, и тогда его сжатые кулаки проносились совсем близко от седой головы тихого, чем-то провинившегося соседа. Сидящие за столиками с любопытством смотрели на него – в последнее время нечасто видели здесь Александра Куприна.

– Нет, ты понимаешь, что ты говоришь?! – гремел на весь ресторан Чебышев, и его поднявшийся до высших нот голос заставил вздрогнуть официанта, стоявшего около двери на кухню.