Белые и черные

Наконец «Пириаполнс» достиг Буэнос-Айреса. Аргентинские организаторы подготовили европейцам торжественную встречу в порту и сообщили, что американские команды уже прибыли. Пока давно не видавшиеся друзья обменивались новостями и изъявлением чувств, таможенники делали свое дело. Англичане жаловались потом, что им выворачивали веки, чтобы найти следы черной крови; солидного сэра Джорджа Томаса – выходца из знатной английской семьи, – в порту зарегистрировали как человека турецкого происхождения. В его паспорте, видите ли, местом рождения был указан Константинополь, именно в этом городе родился Томас во время путешествия своих непоседливых родителей.

Двадцать четвертого августа в большом зале театра Политеэма гроссмейстеры и мастера двадцати семи команд сели за шахматные столики. Играли в четырех полуфинальных группах, где в несколько дней отобрали шестнадцать сильнейших команд. Этим предстояло разыграть между собой главный приз олимпиады – кубок Гамильтона-Росселя и звание чемпиона мира. Команды-неудачницы состязались за приз имени Аргентины.

Огромный турнир вошел вскоре в свой обычный ритм, и шахматные гости зажили в столице Аргентины привычной турнирной жизнью. Утром доигрывали неоконченные партии, днем готовились к новым встречам. После полудня начинался очередной тур. Довольно утомительная работа! Однако шахматистам к этому не привыкать! В свободные вечерние часы вместо прогулок в фойе отеля шли ожесточенные сражения в бридж или опять-таки в шахматы.

Особенной любовью участников олимпиады и случайных посетителей отеля пользовались увлекательные матчи между Савелием Тартаковером и Карелом Опоченским. И не столь сами шахматные партии, которые они играли, как остроумная словесная перепалка, неизменно сопровождавшая блиц-баталию. Старые друзья, Тартаковер и Опоченский, часто на международных турнирах сражались между собой в матчах блиц, и каждый раз эта игра вызывала восторженный интерес у опытных мастеров и сторонних наблюдателей.

Очередь хода была за Опоченским. Коренастый, большеголовый чех спокойно глядел на доску, монотонно попыхивая длинной, тоненькой сигарой. Это был специальный тип сигар с малоприятным для окружающих запахом, только Опоченский среди шахматистов пользовался такими сигарами. Пепел с них часто падал на доску, тогда спокойный чешский мастер, не спеша, начинал сдувать его, стараясь не сбить при этом позицию фигур.

Опоченский не был сильным шахматистом, ему так и не удалось перешагнуть ту грань, после которой к званию шахматиста прибавляют приставку «гросс». Тем не менее это был очень грамотный, хорошо знающий теорию и практически опасный шахматист, способный доставить неприятности любому чемпиону. Но особенно умело Опоченский играл блиц-партии, в них он мог победить даже сильного гроссмейстера.

Тартаковер и Опоченский играли блиц, не применяя шахматных часов. Правило было простое: над ходом думать разрешалось до тех пор, пока противник сосчитает до пяти. Тогда нужно было обязательно играть, дольше размышлять уже было нельзя. Такова договоренность. Договоренность! А если ты еще не успел рассчитать всех вариантов? Что тогда? Не спешить же! Играть быстро невыгодно – можно сделать ошибку. Игра шла на ставку – несколько песо партия. Деньги небольшие, но все равно очень важно не дать торжествовать противнику.

– Айн, цвай, драй, фир, – все громче с каждым словом считал по-немецки Тартаковер. Противник оставался невозмутимым. Тартаковер оглядел окружающих, с улыбкой следивших за ходом сражения, потом опять взглянул на партнера. Умные глаза его под пенсне таили теплую и хитрую улыбку.

– Фюнф! – нагнувшись вперед, закричал вдруг Тартаковер страшным голосом. – Фюнф! – повторил еще раз Тартаковер, убедившись, что неприятель еще не изменил своей позиции.

Ни один мускул не дрогнул на лице чешского мастера при этих выкриках. То же выражение сфинкса, то же безмолвие. Лишь иногда, когда счет противника становился слишком громким, чех медленно помахивал ладонью перед своим лицом и монотонно повторял:

– Не надо, не надо!

– Цуг битте! Махен зи цуг! – мягким, тихим голосом требовал хода Тартаковер. Карел продолжал думать, попыхивая сигарой. Не добившись никакого эффекта, Тартаковер вновь принимался считать, на сей раз по-английски.

– Уан, ту, тсри, фоор, файф! – уже с большей страстностью в голосе повторял счет Тартаковер. И опять никакого результата не добился. Опоченский оставался непоколебимым.

С таким же эффектом можно было просить подвинуться скалу. Ответом на все усилия Тартаковера было одно:

– Не надо, не надо!

– Хорошие нервы, – обращался тогда Тартаковер к окружающим, кивая на противника. – Очень хорошие нервы!