Белые и черные

А еще один читатель спрашивал: «А почему вы не клеймите Ефима Боголюбова? Этот человек стал в последние годы выразителем самой откровенной фашистской идеологии. Проиграв одну из турнирных партий Флору, Боголюбов сказал в сердцах:

– Вот скоро Гитлер завоюет Россию, тебя поймают и по моей протекции не повесят, а только расстреляют.

Когда на турнире в Ноттингеме в тридцать шестом году Решевский, следуя канонам своей религии, попросил в субботу одного из любителей записывать ходы, его противник Боголюбов вскочил возмущенный.

– Это выпад против моей родины! – закричал шахматный проповедник расизма.

И вот теперь вы не клеймите его? Оставляете в покое и других, кто играл в немецких турнирах. Почему?

Ответ на эти вопросы вскоре дала статья в том же журнале. В годы войны в шахматной жизни США важную роль играл гроссмейстер Рейбен Файн – человек с тяжелым характером, выливший впоследствии немало грязи на Капабланку и Алехина, на своего соотечественника Решевского и на всю американскую шахматную организацию. В те годы фотография Файна из сходила со страниц журнала «Америкэн чесс ревю», в каждом номере печаталась минимум одна его поучающая статья.

Тайное стало явным. В очередной пространной статье Файн решительно заявил, что Алехин давно уже является чемпионом мира только по названию, что имеются уже шесть человек – один из первых сам Файн, – кто легко его побьет в матче. Вывод, по Файну, был ясен: нужно лишить Алехина звания чемпиона мира и разыграть это звание вновь, желательно в турнире с участием шести или восьми человек. Одним из первых участников такого турнира был назван сам Файн. Так этот развязный молодой человек, укрывшись в безопасном месте, не испытывающий ужасов войны, решал судьбу своих измученных в военном горниле коллег.

Шахматный мир понимал всю тенденциозность таких устремлений и читал подобные статьи с недоверием. Однако находились и в Европе такие, кто с охотой использовал их для своих целей. Во время двойного поединка с Эйве Алехин резкими высказываниями обидел немало голландских сторонников Эйве, и они сейчас не прочь были поддержать инициативу американского гроссмейстера, тем более, что с падением Алехина их Эйве сразу возвышался. С болью читал Алехин эти статьи. Вот чем хочет отплатить мир своему чемпиону, отдавшему все силы, всю жизнь для прославления шахматного искусства.

Тем временем жизнь его в Мадриде становилась хуже и хуже. Шахматные «запасы» в стране были исчерпаны, не было больше турниров и сеансов. По счастью, один из меценатов выдал скудные средства для обучения способного мальчика, Артура Помара, и это на время поддержало Алехина. Но вскоре и это подкрепление кончилось. Сколько раз совещались испанские коллеги Алехина, ища возможности еще чем-нибудь помочь чемпиону мира. Вдруг им повезло. Алехин получил приглашение на турнир в Португалию. С трудно скрываемой радостью проводили засидевшегося гостя испанские шахматисты и облегченно вздохнули, когда поезд с чемпионом мира покинул Мадрид.

Приземистый «кадиллак» на секунду припал на правые колеса и, скрипнув шинами по полотну дороги, сделал резкий поворот. Алехина кинуло в сторону: он скользнул спиной по кожаному сиденью машины и мягко ударился плечом о соседа. Это вывело Алехина из задумчивости. Он посмотрел через широкое ветровое стекло: навстречу бесконечной лентой быстро неслась извилистая горная дорога и исчезала внизу под машиной. Плотный, широкоплечий водитель – владелец «кадиллака» – с показной небрежностью вращал рулевое колесо и, не снижая скорости, с ходу брал частые виражи.

«Богатый человек – не жалеет машины! – с завистью и злостью думал о нем Алехин. – Этому война пошла на пользу. – И тут же по укоренившейся с детства привычке контролировать своп чувства рассудил: – Какое же ты имеешь право на него злиться? Любезный господин, сам предложил отвезти тебя в Эсториаль. Трясся бы сейчас в автобусе! А зависть?! Не ты ли говорил всегда, что это худший из людских пороков?»

И Алехин вновь углубился в свои печальные мысли. Вот уже семь месяцев, как кончилась мировая война, а в его жизни не произошло никаких изменений. Все то же вынужденное безделье и одиночество. О нем совсем забыли – нет приглашений на турниры, никто не зовет давать сеансы. Не удивительно: шахматы в Португалии никогда не были популярны. Еще счастье, что есть Люпи, иначе совсем пропадать! Да, Люпи – настоящий друг, спасибо ему, что организовал пансион в Эсториале. Пусть из милости, пусть благотворительность, зато хоть крыша над головой будет, кусок хлеба… Что бы он иначе делал? В кармане ни единого центаво! Все сбережения давным-давно кончились: берег про черный день, а жить на них пришлось долгие годы!

Алехин с благодарностью посмотрел на своего соседа. Люпи сидел неподвижно, откинувшись на сиденье и вытянув ноги. Поймав на себе взгляд Алехина, португалец повернул голову. На его худом бледно-коричневом лице промелькнула добрая улыбка.

– Вы написали письмо Дюмонту? – тихо спросил он.

– Да, – ответил Алехин. – Вы думаете, это поможет?

– Поеду в Лондон, узнаю.