Белые и черные

– Тебе еще не так плохо, Саша, – печально произнес Куприн. – Можешь разъезжать по свету. А вот нам… Францию я люблю, – продолжал он после небольшой паузы, немного захмелев. – Прекрасен Париж, но ведь в нем так мало родного. Говорят не по-русски, в лавке, в пивной, да господи боже мой, всюду не по-нашему! А значит, поживешь, поживешь и писать перестанешь. Есть, конечно, писатели, их на Мадагаскар пошли на вечное поселение, они там строчить будут роман за романом. А мне все время надо родное, всякое – плохое и хорошее, только родное. Да разве только я один? Как-то Рахманинов жаловался: «Как же сочинять, – говорит, – если нет мелодии! Если я давно уже не слышал, как шелестит рожь, как шумят березы».

– Чебышев сказал: ты теперь принадлежишь всему миру, – сказал Алехин, воспользовавшись короткой паузой. – А если разобраться – никому.

– Я не могу больше писать, – продолжал свою мысль Куприн. – Не о чем. Иные притворяются, что и без родины можно. Притворяются… Я часами мечтаю о Москве. О моей милой, родной Москве. Трудно без родины. Даже цветы на родине пахнут по-иному. Их аромат более сильный, более пряный, чем аромат цветов за границей.

– А мне дорога в Москву теперь закрыта, – развел руками Алехин.

– Ничего, все можно поправить, – попытался успокоить собеседника Куприн. – Можно совершить глупость, только бы не умереть глупцом. Потом, у тебя есть шахматы, это язык интернациональный.

– Я много думал сегодня именно об этом, дорогой Александр Иванович, – с жаром произнес Алехин. – Кроме жизни реальной, есть еще прекрасная жизнь в искусстве. Сколько неудачников находили утешение и счастье в любимых занятиях, создавая произведения для будущего. А у меня так много интересных задач впереди. Вот я стал чемпионом мира. Что это, конец, завершение всего, что я мог сделать в шахматах? Ни в коем случае! Это только начало. Я должен подняться па еще большие высоты, свершить все, что я способен свершить в шахматном искусстве. В этом будет отныне смысл моей жизни! Я не намерен погибать, со мной мои любимые шахматы, и мне, конечно, лучше, чем вам. Мои произведения – красивые шахматные партии – понимают во всех уголках мира. Вскоре узнают все люди, любящие таинственное шахматное искусство, на что способен шахматный король Александр Алехин!

– Браво, Саша! Так-то вот лучше! – улыбнувшись, поднял Куприн рюмку и чокнулся с Алехиным. Слабый звон дешевого хрусталя был еле слышен в гомоне подвыпивших посетителей «Мартьяныча».

3

В жизни некоторых художников, поэтов, композиторов, даже тех, кто привык к регулярному повседневному труду, бывают периоды спадов и, наоборот, периоды максимальной творческой активности. В эти моменты их дарование достигает высшего расцвета, из-под их «пера» выходят тогда самые содержательные, самые талантливые произведения, остающиеся жить в веках. Достаточно вспомнить работу Микеланджело над фресками Ватикана или над Давидом во Флоренции, болдинскую осень Пушкина, творческий порыв Чайковского, в несколько недель создавшего «Пиковую даму».

Алехин лишь один первый год бездеятельно царил на шахматном троне. Уже в двадцать девятом году он вновь с головой окунулся в шахматные сражения, и последующие четыре года были годами его неповторимых спортивных и творческих достижений. В десяти турнирах играл в этот период шахматный король и все десять раз приходил в состязаниях первым. С блеском отразил он попытку Боголюбова отнять у него шахматную корону, победил всех гроссмейстеров в турнирах самого сильного состава. «Он расправляется с нами, как с желторотыми птенчиками!» – не выдержав, воскликнул Нимцович, когда Алехин уже на первых ходах разгромил его позицию на турнире в Сан-Ремо. Победа в этом состязании избранных, так же как и новый триумф Алехина на следующий год в Бледе, до сих пор считается образцом турнирного превосходства самого выдающегося шахматиста над современниками.

Не только сила игры Алехина восхищала любителей шахмат. Каждая сыгранная им партия вызывала восторг всех, кто способен оценить острые тактические стычки, смелые наскоки или запутанные комбинации. Все было в партиях Алехина: вихрь в атаке, каскад выдумок в тактических битвах, неистощимая фантазия. «Гений комбинаций» – вот титул, которым наградил шахматный мир своего чемпиона, и каждое новое выступление короля подтверждало это почетное и звонкое прозвище.

У кого хватило бы смелости поднять руку на столь грозного владыку? Притихли гроссмейстеры, да и кто из них мог рассчитывать на успех в сражении с подобным титаном? В тот период лишь начинали свой шахматный путь молодые: Ботвинник в СССР, Флор в Чехословакии. Целиком ушел в математику и философию Ласкер. Один Капабланка делал еще заявки на свои права, однако и он больше состязался с Алехиным не за шахматной доской, а в писании писем, требуя изменения условий, которые сам же выработал, восседая на шахматном троне. Любители так и не понимали: хочет поверженный чемпион играть матч-реванш с Алехиным или нет?