БЕЛЫЕ И ЧЕРНЫЕ

На носу плавучего гиганта виднелась надпись: «Петр Великий». Корабль пришел из России, может быть из Одессы или из Кронштадта. Как близки были в этот момент названия родных Алехину городов! Люди на корабле еще не спали. Наоборот, чувствовалось какое-то особое оживление, будто готовились они к большому торжеству. Наверху в полутьме кто-то возился, что-то пристраивал. Вдруг он крикнул вниз: «Давай, зажигай!» - и сразу над палубой загорелись ярко-красные лампочки. Подняв голову, Алехин прочел огромную световую надпись: «XVIII Октябрь».

«Какое сегодня число? - спросил сам себя Алехин. - Двенадцатая партия, двадцать девятое октября, - вспомнилась дата. - До праздника еще целая неделя, почему же они уже сейчас готовят иллюминацию?» И сам себе ответил: «Видимо, решили заранее в порту произвести нужные работы. Трудно будет изготовить необходимое в открытом море».

Несколько раз прошелся Алехин от носа корабля до кормы, стараясь получше все запомнить, заглянуть на палубу, в каюты, в кубрик. Его интересовали люди на корабле, как они одеты, как улыбаются, как говорят. Это же его соотечественники, их объединяет общая любовь к большой, доброй стране. Может быть, один из этих людей несколько дней назад гулял по Невскому или грелся на пляже в Одессе. Может, /недавно еще фланировал он по Крещатику или зачарованный стоял около Василия Блаженного. Русские люди с русской душой, русским характером, как близки они были в этот вечер ему, затерянному в неприветливой Европе. И не знал никто на корабле, что вот сейчас у самого борта «Петра Первого» одинокий человек терзается неутолимой тоской по оставленным, но никогда не исчезавшим из сердца родным просторам.

Алехин вернулся на скамейку. Долго глядел он на светящиеся в ночи огненно-красные буквы. Революция. Каким страшным ураганом пронеслась она над семьей Алехиных, с какой силой вмиг смела весь их жизненный уклад! И его самого лишила родного дома, семьи, уюта. Нарушила все планы, ввергла в водоворот самых неожиданных событий, заставила совершать поступки и действия, о которых никогда до этого и мысль не приходила в голову. Субботники в Сибири, работа переводчиком Коминтерна, следователем в органах Советской власти - разве мог когда-нибудь думать о такой деятельности сын предводителя дворянства и купчихи Прохоровой. Вспомнил Алехин голодовку в Москве, свой отъезд на турнир в Гаагу, оставленных в Советской России шахматных друзей. Как изменилось там все, чего только не понастроено, как не похожа теперь Москва на голодную, разрушенную Москву двадцатого года. Взглянуть бы хоть одним глазком! А шахматы! Алехину вновь рисовались картины общественного признания и почета, какими окружены шахматы в его родной стране.

Чеесик, устроившийся на земле у йог Алехина, вдруг замяукал.

- Холодно, Чессик? - пожалел Алехин любимца. - Холодно. Домой хочется.

Он поднял кота на руки и с нежной заботой укрыл его плащом. Чессик притих, но мурлыкать не хотел.

- Ты на меня обиделся, Чессик? - спросил Алехин единственное живое существо, оставшееся с ним в этот тяжелый для него вечер. - Дураком тебя давеча назвал. Ну, извини. Ты же сам виноват: как можно предлагать играть голландскую защиту в Голландии против голландца. Не обижайся, Чессик. Знаешь, лучше пусть ругает любящий, чем хвалит равнодушный.

При этих словах Алехин мгновенно замер. Он вспомнил, где слышал эту фразу. Эти слова произнес Ласкер, и сейчас они нодали Алехину неожиданную идею. Кто знает, как течет мысль человека, какие мелочи иногда заставляют его принимать вдруг то или иное решение. Одиночество Алехина, слова «XVIII Октябрь», «советский корабль» и фраза Ласкера, напомнившая Алехину весь разговор с экс-чемпионом, подсказали поступок, к которому много месяцев готовили бесконечные раздумья и тягостные размышления.

Поднявшись со скамьи, Алехин быстро зашагал обратно в город. Нетерпеливо всматривался он в светящиеся надписи, рекламы, ища чего-то очень нужного, без чего в данный момент не было жизни. Вот он нашел, наконец, то, что искал, и решительно открыл дверь в помещение, на двери которого виднелась надпись «Пост» - «Почта»,

- Телеграфный бланк, пожалуйста, - попросил он у ночного дежурного. - Могу я писать по-русски?

- А куда телеграмма? - поинтересовался дежурный.

- В Москву.

Дежурный удивленно посмотрел на Алехина. Вот уже пятый год работает он на почте, но еще ни разу никто не посылал телеграмм в Москву. А теперь этот странный человек с кошкой под полой хочет ночью послать телеграмму в Советскую Россию, да еще по-русски.

- Пишите лучше по-французски, - посоветовал он Алехину. Посадив Чессика на стул, чемпион мира написал быстрым размашистым почерком:

«Москва. Редакция «Известий»

Не только как многолетний шахматный работник, но и как человек, понявший всю глубину того, что сделано в СССР в области культуры, шлю свои искренние поздравления шахматистам Советского Союза с XVIII годовщиной Октябрьской революции.

Александр Алехин»…

14