Белые и синие

В то же время Восточно-Пиренейская армия захватила Бискайю, а затем Виторию и Бильбао. Уже овладев частью труднодоступных границ, французы, благодаря своим последним победам приблизившиеся к Памплоне, могли взять эту столицу Наварры и без труда расчистить путь для вторжения в обе Кастилии и Арагон.

Король Испании предложил мир.

Уже вторая коронованная особа признала существование Французской республики и, таким образом, примирилась с казнью двух своих родственников — Людовика XVI и Марии Антуанетты.

Мирный договор был подписан. Военная угроза заставила позабыть родню.

Франция отказалась от своих завоеваний по ту сторону Пиренеев, а Испания уступила Франции часть принадлежащего ей острова Сан-Доминго.

Как только что было сказано, вопрос о заключении мира с Испанией нельзя было рассматривать с точки зрения материальной выгоды: он представлял исключительно моральный интерес.

Читатель это уже понял. Измена Карла IV делу монархии явилась огромным шагом вперед, по-своему более важным, чем отступничество Фридриха Вильгельма.

Фридрих Вильгельм не был связан с французскими Бурбонами родственными узами, в то время как Карл IV, подписав четвертого августа мирный договор с Конвентом, тем самым как бы узаконил все постановления, которые вынес Конвент.

Что касается Северной армии, воевавшей с австрийцами, то она взяла Ипр и Шарлеруа, выиграла сражение при Флёрюсе, отвоевала Ландреси, захватила Намюр и Трир, отвоевала Валансьен, овладела крепостью Кревкер, городами Ульриком, Горкоммом, Амстердамом, Дордрехтом, Роттердамом и Гаагой.

Наконец произошло нечто неслыханное, что еще не встречалось в красочной летописи французских войн: голландские военные корабли, застрявшие во льдах, были взяты атакой гусаров в конном строю.

Этот необычный подвиг, который, казалось, был капризом улыбнувшейся нам судьбы, повлек за собой капитуляцию Зеландии.

II ВЗГЛЯД НА ПАРИЖ — «НЕВЕРОЯТНЫЕ»

Все эти успехи наших армий отражались на Париже: Париж, близорукий город, всегда обозревавший лишь узкие горизонты, разве что какой-нибудь великий народный порыв выводит его за рамки материальных интересов; Париж, уставший смотреть на кровь, лихорадочно бросился в вихрь развлечений, помышляя лишь о том, чтобы отвлечь свое внимание от театра военных действий, какой бы славной для Франции ни была драма, которую там разыгрывали.

Большинство артистов Комеди Франсез и театра Фейдо, сидевшие в тюрьме как роялисты, после переворота 9 термидора вышли на свободу.

В Комеди Франсез и театре Фейдо публика яростно рукоплескала Лариву, Сен-При, Моле, Дазенкуру, мадемуазель Конта, мадемуазель Девьенн, Сен-Фару и Эллевью. Зрители ринулись в театр, где начинали освистывать «Марсельезу» и требовать «Пробуждение народа».

Наконец стала появляться «золотая молодежь» Фрерона.

Мы все время говорим о Фрероне и «золотой молодежи», не представляя достаточно четко, какими они были на самом деле.

Расскажем же об этом.

Франция знала двух Фреронов.

Один из них был порядочным человеком, честным и строгим критиком; возможно, он заблуждался, но, по крайней мере, его заблуждения были чистосердечными.

Это был Фрерон-отец, Эли Катрин Фрерон.

У другого не было ни стыда ни совести; единственной его верой была ненависть, единственной движущей силой — месть, единственным богом — корысть.

Это был Фрерон-сын, Луи Станислас Фрерон.

На глазах отца прошел весь XVIII век.

Будучи противником любых нововведений в искусстве, он обрушивался на все литературные новшества во имя Расина и Буало.

Будучи противником любых политических новшеств, он обрушивался на них во имя религии и королевской власти.

Он не отступил ни перед кем из гигантов современного философизма[13]. Он нападал на Дидро, полуаббата, полуфилософа, явившегося из своего города Лангра в сабо и простой куртке.

Он нападал на Жан Жака, приехавшего из Женевы почти без одежды и денег.

Он нападал на д’Аламбера, подкидыша, найденного на церковной лестнице и долгое время звавшегося Жан Лерон, по названию церкви, на ступеньках которой его нашли.

Он нападал на знатных вельмож по имени Монтескье и г-н де Бюффон.

Наконец, пережив гнев Вольтера, попытавшегося ранить его своими эпиграммами, убить сатирой «Бедняга» и раздавить комедией «Шотландка», он встал на ноги и бросил ему в лицо в разгар его триумфа: «Помни, что ты смертен!»

Фрерон-отец умер раньше двух своих великих противников — Вольтера и Руссо — в 1776 году от приступа подагры, вызванного закрытием его журнала «Литературный год».

Журнал был оружием этого борца, палицей этого Геркулеса; лишившись оружия, он не захотел больше жить.

Сын, чьим крестным отцом был король Станислав и соучеником — Робеспьер, испил до дна горечь, которую общественное мнение подливало в отцовскую чашу.

Множество оскорблений, собравшихся за тридцать лет над головой отца, обрушилось на голову сына лавиной позора; его безбожная и вероломная душа не смогла этого вынести.

Отец был непобедим благодаря своей вере в то, что он свято исполняет свой долг.